Нина Молева - Сторожи Москвы

Татары, не обращая внимания на свое командование, бежали к Оке, где их могли бы остановить воеводы на окских бродах. Но нерешительность годуновского правительства и тут сказала свое роковое слово. За беглецами было отправлено всего несколько дворянских голов с сотнями. Это они разгромили татарские арьергарды, взяв в плен то ли четыреста, то ли, как утверждают официальные источники, тысячу человек. Немало неприятелей погибло при переправах через Оку. Утонул и возок, в котором спасался бегством сам Казы-Гирей. Пути отступления орды были усеяны награбленным добром. Хан вернулся в Бахчисарай ночью в простой телеге.

Заслуги Бориса Годунова в произошедшем чуде не было никакой. И тем не менее на торжественном пиру в Кремле по случаю победы Федор Иоаннович снял с себя и надел на шурина золотую цепь. Среди множества наград Борис, которого чествовали как великого полководца, получил золотой сосуд, захваченный в ставке Мамая после Куликовской битвы, шубу с царского плеча и многие земельные владения.

Но бесчисленные награды шурина не могли ввести в заблуждение современников, которые писали, что Борис Годунов «во бранех же неискусен бысть» и «оруженосию же неискусен бысть». Тем не менее закладка Донского монастыря как бы окончательно утверждала представление о великой победе. Место для монастыря было определено там, где стояли русские полки и где в особо устроенной палатке-церкви находилась в те дни икона Донской Божией Матери, которая якобы была с Дмитрием Донским на Куликовом поле.

Несомненно принималась в расчет и необходимость дополнить именно с этого направления оборонное кольцо сторожей города.

Сегодня она хранится в Третьяковской галерее – икона, написанная знаменитым византийским мастером Феофаном Греком и окутанная множеством легенд.

Известно, что расписал Феофан Грек около сорока церквей. До приезда в Московское государство работал в Галате – генуэзском квартале Константинополя и Халкидоне, по другую сторону бухты Золотой Рог. Ему довелось работать и в Кафе – генуэзской колонии в Крыму, после чего в 1370-х годах мастер оказался в Новгороде Великом, где расписал церковь Спаса на Ильине улице. Заказы приводят его затем в Нижний Новгород и в Коломну. В 1390-е годы он работает в Московском Кремле. Троицкая летопись свидетельствует, что в 1395 году «Феофан иконник, гречин философ, да Семен Черный и ученики их» расписывают здесь церковь Рождества Богородицы. В 1399 году «гречин философ» с учениками расписывает фресками Архангельский собор, а в 1405-м вместе со старцем Прохором с Городца и чернецом Андреем Рублевым работает в Благовещенском соборе, где сохранились до наших дней деисусный и праздничный чины иконостаса.

Об этих обстоятельствах своей жизни рассказывает и сам мастер в письмах к Епифанию Премудрому и Кириллу Белозерскому. Едва ли не первый среди иконописцев Феофан Грек обращается и к светской живописи. Им было написано изображение Москвы «в камене стене» для князя Серпуховского Владимира Андреевича Храброго в его хоромах в Серпухове и украшение терема великого князя «незнаемою подписию и страннолепною» в Москве. Сохранились, хотя и в повторении, рисунки Феофана Грека, изображающие константинопольскую Софию.

Богоматерь Донская была написана для Успенского собора в Коломне и оттуда в XVI веке перенесена в Благовещенский собор Московского Кремля. Время ее создания – 1392 год, поэтому легендой остается и то, что она была на Куликовом поле, и то, что подарили ее перед сражением великому князю Московскому донские казаки. Достоверно известно, что еще в Коломне перед образом молился Иван Грозный, отправляясь в Казанский поход.

В 1687 и 1689 годах икону брал с собой в Крымские походы фаворит правительницы царевны Софьи В. В. Голицын.

Так случается не часто, но внутри Донского монастыря в 1894 году между Большим и Малым соборами Донской Божией Матери был установлен четырехгранный обелиск, на котором изложена вся история монастыря. Старейший его храм – иначе Старый собор возведен в 1591–1593 годах. Одноглавый, бесстолпный (не имеющий внутренних опорных столбов), с крестовым сводом, он очень прост по декоративной обработке. И хотя в ней угадываются итальянские приемы, последние очень упрощены московскими строителями. В предреволюционные годы Старый собор служил трапезной. В конце XVII века к нему были пристроены два придела, соединенные с храмом-трапезной двумя столбами. Тогда же появилась и шатровая колокольня.