Нина Молева - Сторожи Москвы

Наглый, бесшабашно храбрый и алчный, сменивший Хованских начальник стрельцов Федор Шакловитый. Целая вереница бояр, склонных скорее наблюдать, чем участвовать в действиях царевны, да и поступки Софьи исключали какую бы то ни было помощь. Подобно Петру, она не умела ждать, все хотела делать тут же и сама. Федор Шакловитый признается под пыткой: «Как де были польские послы, в то время как учинился вечный мир, и великая государыня благоверная царевна приказывала ему, Федьке, чтоб имя ее, великой государыни, писать обще с великими государями… и он с того числа приказал площадным подьячим в челобитных и приказе ее великую государыню писать же». Частенько колеблются в своей помощи царевне стрельцы – их-то надо все время ублажать, «остаются в сумнительстве» ближайшие придворные. И опять Софья сама властно диктует, чтобы в 1689 году «в день де нового лета (1 сентября. – Н. М.) на великую государыню благоверную царевну и великую княжну Софию Алексеевну положить царской венец».

Торопили все усиливающиеся нелады с Нарышкиными и их партией, торопила и своя неустроенная личная жизнь. Законы церкви и Домостроя, исконные обычаи – их Софья преступила без колебания, отдав свое сердце Василию Голицыну, женатому, с большой семьей. Страшно для нее было другое – князь Василий любил свою семью, был привязан к жене, княгине Авдотье. И хоть откликался он на чувство царевны, ей ли не знать, что окончательного выбора в душе он не делал, да и хотел ли сделать? Пока его удерживала только сила царевниного чувства: «Свет мой, братец Васенька, здравствуй, батюшка мой, на многие лета! А мне, свет мой, не верится, что ты к нам возвратишься; тогда поверю, когда в объятиях своих тебя, света моего, увижу… Ей, всегда прошу Бога, чтобы света моего в радости увидеть».

И все-таки Софья прежде всего правительница, государственный человек. Как ни страшно за «братца Васеньку», как ни тяжело по-бабьи одной да еще с письмами зашифрованными – писанными «цыфирью», она отправляет Голицына в Крымский поход. Борьба с турками – условие Вечного мира с Польшей, и нарушать его Софья не считала возможным. К тому же лишняя победа укрепляла положение и страны, и самой царевны, приближая такой желанный царский венец. Вот тогда-то и можно было бы отправить ненавистную княгиню Авдотью в монастырь, а самой обвенчаться с князем. Иностранные дипломаты сообщали именно о таких планах правительницы.

Но планы – это прежде всего исполнители. Софья искала славы для Голицына, хорошего дипломата и никудышного полководца. Первый Крымский поход окончился ничем из-за того, что то ли Божиим, то ли человеческим произволением загорелась степь. В поджоге обвинили украинского гетмана Самойловича, и на его место был избран Мазепа. Софья категорически настояла на повторении похода.

«Свет мой, батюшка, надежда моя, здравствуй на многия лета! Радость моя, свет очей моих! Мне не верится, сердце мое, чтобы тебя, света моего, видеть. Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днем поставила тебя перед собою… Брела я пеша из Воздвиженска, только подхожу к монастырю Сергия Чюдотворца, а от тебя отписки о боях. Я не помню, как взошла: чла, идучи!»

На этот раз Голицын дошел до Перекопа, вступил в переговоры, но затянул их, не рассчитав запасов пресной воды, и уже с полным позором вынужден был вернуться. Софья не только закрывает глаза на провал кампании, она хочет князя превратить в героя в глазах народа, в победителя, засыпает наградами и, несмотря ни на что, решается на переворот. Но – Шакловитый не сумел поднять стрельцов. Многие из них перешли на сторону бежавшего в безопасный Троице-Сергиев монастырь Петра. Туда же отправились состоявшие на русской службе иностранные части, даже патриарх. Ставку своей жизни Софья проиграла – ее ждал Новодевичий монастырь.

Но был у этой истории и другой, человеческий конец. Оказавшись, теперь уже по приказу Петра, в монастыре, Софья думает прежде всего о «братце Васеньке», ухитряется переслать ему в ссылку письмо и значительную сумму денег, едва ли не большую часть того, чем сама располагала.

Впрочем, по сравнению с другими приближенными правительницы фаворит отделался на удивление легко. Его не подвергли ни допросам, ни пыткам, ни даже тюремному заключению. Лишенный сана боярина и всего состояния, Голицын был сослан со своей семьей в далекую Мезень. Скорее всего, князю помогла выбранная им линия поведения.