Вокруг четырнадцатилетней Евнраксии в Киеве разгорелись страсти. Киевские вельможи, люди Изяслава и Святослава, были недовольны тем, что дом Всеволода возвышается еще более. Теперь великий князь вступал
в родство с германскими землями, и это еще больше возвышало его и над другими русскими князьями, и над
иными восточноевропейскими владыками. Старые киевские бояре пытались расстроить свадьбу, слали к Оде гонцов, но она была непреклонна. Евпраксия занимала какое-то место в расчетах германского правящего дома, и Ода настаивала на ее скором приезде.
И вот уже из Киева в немецкие земли двинулся огромный караван. Евлраксию сопровождали дружинники и слуги, с ней везли бесчисленный скарб и драгоценности. Немецкие хронисты записали поздпее, что русская княжна прибыла в Германию с несметными богатствами, которых здесь и не видывали. Щедрой рукой снарядил Всеволод Ярославич свою дочь в западные земли. А сама Евпраксия заливалась в углу возка горькими слезами, уезжая из родного Киева, от матери, отца, братьев, сестер, как ей казалось, навсегда.
Теперь из германских земель о Евпраксии доходили новые вести. Стало известно, что после четырех лет затворничества в монастыре русская княжна вышла замуж за маркграфа Генриха. Ему был двадцать один год, ей - восемнадцать. К тому времени она приняла римскую веру, взяла себе имя Адельгейды в честь кведлин-бургской аббатисы. Она и прежде отличалась красотой, но теперь просто поражала окружающих.
В бытность ее в монастыре с ней встретился Генрих IV и был очарован русской княжной. И ее поразило сухое измученное яйцо императора, его огромные горящие глаза, исходящая от него сила и какое-то особое, неизвестное ей притяжение.
Ей было невдомек, что Генрих IV являлся членом тайной секты монахов-нкколаитов, чьи мессы сопровождались развратными оргиями; она принимала его бледность и изможденность, бывших следами этих оргий, за утонченность и возвышенность души. А он, вперившись мрачным взглядом в эту стройную, тоиую, темноглазую русскую красавицу, рисовал в своем воспаленном уме сцены, взбадривающие его утомленное сластолюбие.
Евпраксия прожила замужем лишь год. Молодой маркграф неожиданно и загадочно умер, и в девятнадцать лет Евпраксия осталась вдовой. Снова монастырь, снова затворничество. Но теперь император бывает здесь все чаще и чаще. По странной случайности в год смерти маркграфа скончалась и Берта - жена Генриха IV, и он также оказался свободным от брачных уз.
В Киев доходили слухи о том, что Генрих IV всерьез увлечен Евпраксией, а вскоре к Всеволоду из Германии пришли гонцы, сообщившие, что Генрих просил руки Евпраксии-Адельгейды и она дала свое согласие. Но гонцы не просто сообщили киевскому князю эту весть; они одновременно принесли ему жалобу на венгерского короля, рассказали о борьбе германского императора с саксонскими князьями и Урбаном II, которого поддерживала могущественная герцогиня Тосканская Матильда. Всеволод понимал, что любовь любовью, но Генриху IV нужны деньги Евпраксии, русские пои, помощь Киева в борьбе с имперскими врагами. Генрих откровенно делал ставку на Киев.
Теперь Всеволод и Мономах нередко вели разговор о Евпраксии. Было ясно, что германский император хотел союза с Русью, Для Киева же этот союз был обременителен, но родственная связь с германским императорским долом была желательна: Всеволод, сын шведской принцессы, брат французской, венгерской и датской королев, свекор английской принцессы, зять византийского императора, теперь становился тестем германского императора, и все эти родственные связи с домами западных стран переходили и на Владимира Мономаха - внука византийского императора и шведского короля, мужа дочери английского короля, племянника французской, венгерской, датской королев и теперь - деверя германского императора.
И снова вокруг имени Евпраксии начались споры. Киевские греки негодовали. Новый брак Всеволодовой дочери мог означать, что Русь поддержит Генриха IV против папы римского, а именно его сторону взяла константинопольская патриархия в споре с Генрихом IV. Печер-ские монахи всегда были против того, чтобы русские княжны уходили замуж за рубеж: там они меняли веру, попадали под чужое влияние. Старое киевское боярство же и здесь боялось усилепия мощи Всеволода и Мономаха.
После недолгих раздумий Всеволод послал дочери своэ благословение, но от союзнических отношений с императором уклонился.
Читать дальше