Юлиан Семенов - Закрытые страницы истории

Если рассмотреть историю политических заговоров и попыток убийства государственных деятелей, можно заметить одно странное обстоятельство. Это какое-то глухое сопротивление, необъяснимое сцепление случайностей, словно оберегающих жизнь людей, облеченных высшей властью. Можно подумать, история не желала расставаться с ними раньше ей одной известного срока.

Это и уже упоминавшийся Луи Филипп — единственный оставшийся невредимым среди четырех десятков раненых и убитых, поверженных вокруг него.

Это и Наполеон Бонапарт. Для его убийства была изобретена адская машина — кошмар, преследовавший всех последующих правителей. Если бы она не взорвалась в руках своего создателя, парижского рабочего Шевалье, и первый консул Наполеон Бонапарт был бы убит, история никогда не знала бы императора, носившего это имя.

И еще один взрыв, который должен был унести жизнь будущего императора. 24 декабря 1800 года повозка, набитая порохом, гранатами и бомбами, поджидала карету первого консула на углу улицы Ришелье по пути его следования из дворца в Оперу. Время взрыва было рассчитано до секунды. И снова случай простер свою охраняющую руку. Нужно же было случиться, чтобы именно в тот день кучер Наполеона выпил за обедом несколько больше обычного, хлыст его чаще взлетал над спинами рысаков и карета проскочила перекресток чуть быстрее, чем всегда. Правда, взрыв, последовавший через мгновение, едва не перевернул ее. Шестьдесят прохожих было убито и ранено, окрестные дома и лавки сильно разрушены. Но сам Наполеон снова остался цел и невредим.

Так же невредим остался он, когда однажды во время военного смотра к нему приблизился студент, вооруженный кинжалом, с твердым намерением убить императора. Или еще раньше, когда в театре четверо убийц, вооруженных кинжалами, пробрались почти к самой ложе, где в то время находился он.

Сын императора, Наполеон II, тоже пережил попытки убить его, и столь же тщетные. Когда он въезжал во двор Оперы, в него были брошены одна за другой две бомбы. Сто шестьдесят человек оказались раненными или убитыми на месте. Сам же он отделался пробитой шляпой.

В обстановке беспрерывных покушений жил и российский император Александр II, и точно так же не раз смерть, казалось, обходила его.

Первый выстрел прозвучал в апреле 1866 года, в четвертом часу пополудни, когда, выйдя из Летнего сада, царь садился в коляску. Стрелял двадцатишестилетний Дмитрий Каракозов. И снова между стрелявшими и тем, в кого стреляли, встал случай. На этот раз он принял облик мещанина Комиссарова. В последнюю секунду тот толкнул стрелявшего под локоть, и пуля, предназначенная царю, пролетела мимо.

«Гулял с Марусей и Колей в Летнем саду… — записал Александр II в тот день в своем дневнике, — выстрелили из пистолета, мимо… Убийцу схватили… Общее участие. Я домой — в Казанский собор. Ура — вся гвардия в белом зале — имя Осип Комиссаров».

Второй выстрел раздался в Париже, в Булонском лесу, когда Александр проезжал через него вместе с французским императором. Хотя пуля снова прошла мимо, царь был так удручен происшедшим, что собирался прервать свой визит и немедленно вернуться в Россию. С большим трудом его удалось отговорить от столь поспешного бегства. Характерно, что на этот раз уже не было ни официальных восторгов, ни «ура» по поводу чудесного спасения. Восторги отступили на второй план. На первом плане во весь рост вставал страх.

В своем непрочном и мучительном существовании русский царь не был одинок. Выстрелы цареубийц беспрестанно раздавались в разных столицах Европы. Рабочий Гедель, а следом за ним доктор Нобилинг стреляли в германского императора. Газеты писали об испанском рабочем Оливе Монкаси, совершившем покушение на Альфонса XII, о поваре Пассанате, который бросился с ножом на итальянского короля. «Тяжелое время переживают государи всех стран, — писал современник, — с властью трудно расстаться, с неограниченной еще труднее».

Как-то апрельским утром, совершая обычную прогулку по площади у гвардейского штаба, Александр почему-то обратил внимание на господина высокого роста в чиновничьей фуражке. Он шел навстречу царю уверенно и спокойно, но царь почувствовал вдруг, что эти спокойствие и уверенность — ложны. Чутьем зверя, за которым охотятся, он ощутил опасность. Хотел позвать на помощь, но на какую-то долю секунды это показалось стыдно. Да и поздно было. Продолжая идти на него, человек каким-то механическим жестом вскинул руку. Раздался выстрел. И тогда император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский и прочая, и прочая, сделал то, что сделал бы на его месте всякий безоружный человек, — повернулся и побежал по панели, чувствуя, как сзади, казалось, прямо в спину, грохочут выстрелы. Запутавшись в шинели, он упал. Внезапно стало тихо. Когда император решился оглянуться назад, высокий человек в фуражке тоже лежал на панели, а вокруг него быстро собиралась толпа.