Даниэл Дефо - Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка

Так покинул я остров 19 декабря 1686 г. по корабельному календарю, пробывши на нем двадцать восемь лет два месяца и девятнадцать дней; из этого вторичного плена я был освобожден в тот самый день месяца, как и впервые спасся бегством на баркасе от мавров Салеха.

После продолжительного морского путешествия я прибыл в Англию 11 июня 1687 года, пробыв тридцать пять лет в отсутствии.

В Англию я приехал для всех чужим, как будто никогда и не бывал там Моя благодетельница и доверенная, которой я отдал на сохранение свои деньги, была жива, но пережила большие невзгоды, во второй раз овдовела, и дела ее были очень плохи. Я успокоил ее насчет ее долга мне, уверив ее, что ничего не стану с нее требовать и, напротив, в благодарность за ее прежние заботы и преданность мне, помог ей, насколько это позволяли мои обстоятельства, но позволяли они немногое, так как и мой собственный запас денег был в то время весьма невелик. Зато я обещал ей, что никуда не забуду ее прежней доброты ко мне, и, действительно, не забыл ее, когда мои дела поправились, как о том будет рассказано своевременно.

Затем я поехал в Йоркшир, но отец мой умер, мать тоже, и весь род мой угас за исключением двух сестер и двоих детей одного из моих братьев; меня давно считали умершим, и поэтому мне ничего не оставили из отцовского наследства. Одним словом, я не нашел ни денег, ни помощи, а того, что у меня было, оказывалось слишком мало для того, чтобы устроиться.

Встретил я, однако же, проявление благодарности, совершенно для меня неожиданное, со стороны капитана корабля, которого я так удачно выручил из беды, спасши ему и судно и груз. Он так расхвалил меня хозяевам судна, столько наговорил им о том, как я спасал жизнь матросам, что они, вместе с другими купцами, заинтересованными в грузе, позвали меня к себе,наговорили мне много лестного и поднесли двести фунтов стерлингов.

Однако, пораздумав о своем положении и о том как мало для меня надежды устроиться в Англия, я решил съездить в Лиссабон и попытаться узнать что нибудь о моей плантации в Бразилии и о моем компаньоне, который, как я имел основание предполагать, уже несколько лет должен был считать меня мертвым.

С этой целью я отплыл на корабле в Лиссабон и прибыл туда в апреле; во всех этих поездках мой слуга Пятница добросовестно сопровождал меня и много раз доказывал мне свою верность.

По приезде в Лиссабон я навел справки и, к великому моему удовольствию, разыскал моего старого друга, капитана португальского корабля, впервые подобравшего меня в мере у берегов Африки. Он состарился и не ходил больше в море, а судно передал своему сыну, тоже уже немолодому человеку, который и продолжал вести торговлю с Бразилией. Старик не узнал меня, да и я едва его узнал, но все же, всмотревшись, припомнил его черты, и он припомнил меня, когда я сказал ему, кто я.

После жарких дружеских приветствий с обеих сторон я, конечно, не преминул спросить о своей плантации и своем компаньоне. Старик сказал мне, что он не был в Бразилии уже около девяти лет, что, когда он в последний раз уезжал оттуда, мой компаньон был еще жив, но мои доверенные, которым я поручил наблюдать над моей частью, оба умерли. Тем не менее, он полагал, что я могу получить самые точные сведения о своей плантации и про. изведенных на ней улучшениях, ибо, в виду общей уверенности в том, что я пропал без вести и утонул, поставленные мной опекуны ежегодно отдавали отчет о доходах с моей части плантации чиновнику государственного казначейства, который постановил - на случай, если я не вернусь - конфисковать мою собственность и одну треть доходов с нее отчислять в казну, а две трети в монастырь св. Августина на бедных и на обращение индейцев в католичество. Но если я сам явлюсь или пришлю кого либо вместо себя требовать моей части, она будет мне возвращена - конечно, за вычетом ежегодных доходов с нее, истраченных на добрые дела. Зато он уверил меня, что королевский чиновник, ведающий доходы казны, и монастырский эконом все время тщательно следили за тем, чтобы мой компаньон ежегодно доставлял им точный отчет о доходах плантации, так как моя часть поступала им полностью.

Я спросил капитана, известно ли ему, насколько увеличилась доходность плантации, стоит ли заняться ею, и если я приеду туда и предъявлю свои права, могу ли я, по его мнению, беспрепятственно вступить во владение своей долей.

Он ответил, что не может сказать в точности, насколько увеличилась плантация, но только знает, что мой компаньон страшно разбогател, владея лишь одною половиной и, насколько ему известно, треть моих доходов, поступавшая в королевскую казну и, кажется, передаваемая тоже в какой то монастырь или религиозную общину, превышала двести мойдоров в год. Что же касается до беспрепятственного вступления в свои права, об этом, по его мнению, нечего было и спрашивать, так как мой компаньон жив и удостоверит мои правда, да и мое имя числится в списках местных землевладельцев. Сказал он мне еще, что преемники поставленных мною опекунов - хорошие, честные люди, притом очень богатые, и что они не только помогут мне вступить во владение своим имуществом, но, как он полагает, еще и вручат мне значительную сумму денег, составившихся из доходов с плантации за то время, когда ею еще заведывали их отцы и доходы не поступали в казну, - т. е., по его расчету, лет за двенадцать.