Елена Прудникова - Последний бой Лаврентия Берии

Да, при нем тоже в тюрьмах били, но он-то палачей сажал и стрелял, а не культивировал, как Игнатьев. Когда в декабре сорок первого он потребовал высшей меры для начальников конвоев и тюрем за бессудные расстрелы заключенных во время эвакуации, даже Сталин засомневался, спросил: «Ты уверен, что это необходимо?» «Уверен! – ответил тогда Берия. – Те из чекистов, кто при нашей работе сумели остаться людьми, поймут: человеческий облик терять нельзя, а те, кто уже не люди, будут бояться. Палачей надо карать в обязательном порядке, и так, чтобы все запомнили». Вот и Игнатьева тоже… нет, на этот раз он добьется открытого процесса. В чем другом уступит, а палачей будут судить принародно…

И ведь знает все это Серго, но словно черт какой-то его за язык тянет. Или сам он что-то делает не так? До такой степени не так, что даже сын перестал его понимать?

– Нет! – жестко сказал Берия. – Я их стрелял в тридцатые, буду стрелять и сейчас. И чем выше должность, тем беспощаднее.

– Все равно всех не перестреляешь! – не сдавался сын.

В результате они снова поссорились, и Серго уехал обиженный. Ничего, к четырем часам, когда они встретятся в Спецкомитете, сын остынет, они вместе вернутся на дачу. Это хорошо, у Нино будет меньше поводов для подозрений…

Ровно в девять подали машину. Нина Теймуразовна вышла проводить мужа. Запахнула ему плащ, поправила шелковое кашне. День был пасмурный, а здоровье Лаврентия в последнее время серьезно пошатнулось. Нельзя столько работать, да еще эти испытания, эти светящиеся радиацией полигоны… Ничего толком она не знает, питается обрывками слухов, а это еще страшнее, чем правда, какой бы она ни была.

За воротами к бериевскому «паккарду» пристроились два автомобиля сопровождения, и машины рванули в сторону Москвы. Они давно скрылись за поворотом, а Нина Берия стояла, смотрела на дорогу. Подошла Марфа, тихонько стала рядом. Спросила:

– Вы уверены?

Нина Теймуразовна кивнула:

– Я всегда чувствую, когда Лаврентий едет к ней…

– Нино, пойми, – сидя в машине, Берия вел безмолвный разговор, который длился уже не первый год. – Ты моя жена, и останешься ею навсегда. Но там растет мой ребенок. Я не могу бросить ребенка. Ты сама отказала бы мне в уважении, если бы узнала, что я поступил так…

Машина выехала из поселка и помчалась по направлению к Москве.

На разработку плана у них было совсем немного времени, и работали в авральном порядке. Два часа министр и маршал писали приказы, ставили невидимые стрелки на картах, решали, какие войска задействовать, какие командиры будут подчиняться, не задавая лишних вопросов, а каких лучше обойти стороной. Решили привлечь танковую и мотопехотную дивизии, поставить на Ленинских горах артиллерийский полк, подготовить несколько авиадивизий для психической атаки.

В комнате отдыха были свои разговоры. Там пили чай Хрущев и Москаленко.

– Не понимаю я тебя, – говорил Москаленко, откусывая от бутерброда. – Почему ты Жукова чистеньким оставляешь? Мы, значит, будем полицейскую работу выполнять, а он – войска водить в белых перчаточках?

– Ну и дурак, раз не понимаешь, – ответствовал Хрущев. – А ты пойми. Самая важная работа в этом деле какая? Берию взять. И ее доверяют надежным. А Жуков – какой он надежный? Если что выйдет не так, ты знаешь, на кого он пистолет наставит?

– Почему может пойти не так? – поинтересовался Москаленко. – Думаешь, мы его взять не сумеем?

– Суметь-то сумеете, дело нехитрое. А как ты поступишь, Кирилл, если председатель Совмина товарищ Маленков встанет, прикажет тебе убрать оружие и покинуть помещение, а сам возьмет телефонную трубку и вызовет охрану? Или если товарищ Молотов вспомнит, что на арест Берии требуется санкция Верховного Совета и предложит поставить вопрос на обсуждение, а остальные его поддержат? Будешь арестовывать все Политбюро?

– Ну и буду, – мрачно сказал Москаленко. – Нельзя им позволять вызвать охрану. Маленкова надо придержать на месте, чтобы не рыпнулся…

– Правильно мыслишь, Кирилл. Придержим. Но для этого надо, чтобы все, понимаешь, как один, единым дыханием… А Жуков? Он себя как поведет? Молчишь? Нет уж, пусть лучше в штабе сидит, войска двигает, от нас подальше. Если что, Николай его легко в сторону отодвинет, а ему до нас не добраться.

Москаленко напряженно думал, нахмурившись и сосредоточенно глядя, как вихрится водоворотиком чай в стакане. Прав Никита Сергеевич, ох как прав. Он, может статься, еще и сумеет проигнорировать Маленкова, Батицкий тоже человек надежный, остальные его ребята сделают, что им скажут – не зря он четыре года себе людей подбирал, с тех пор как Хрущева в Москву перевели. А вот за Жукова и его команду поручиться трудно… Задумавшись, он даже вздрогнул, когда Хрущев хлопнул его по плечу.