Эти основные начала и лежат в основе большевизма; большевизм удовлетворяет именно им; то, с чем он не справился и на чем провалился - это программа реформ, способ осуществить ту солидарность, которая могла разрешить национальные и международные вопросы. Большевизм победил слишком рано; он не вышел из пеленок старых идей о борьбе классов, о том, что борьба предполагает уничтожение; подменил вопрос национальной солидарности вопросом, чтобы демократию поставить на место буржуя, а буржуя превратить в работающего пролетария, и провалился именно на этом; но если этим он скомпрометировал ряд лиц, идей и приемов, то не подорвал объективной необходимости в дальнейшем идти по тому же пути деспотической демократической власти. Но в наших попытках низвергнуть большевизм, какую идеологию мы ему противопоставляем? С одной стороны мы противопоставили ему идею либерализма, кто бы ее ни олицетворял, Милюков или Керенский, теорию, которая боялась сильной государственной власти потому, что боролась с этой властью, во имя прав человека и гражданина, во имя свобод, неприкосновенности личности и т.д. Попытка осуществить полностью эти начала в государственной жизни, которую мы имели глупость и преступность осуществлять в момент самой войны, повела их к крушению; и сейчас попытка бороться с большевизмом во имя этих начал, либо подымая крестьянские восстания, либо делая террористические акты, может найти сторонников; народы соскучились по свободам, для России они представляются каким-то недостижимым идеалом. Но эти свободы до такой степени не соответствуют объективной необходимости момента, что на них можно поднять бунт, но нельзя построить государственную жизнь; в столкновении этих идей с большевиками историческая правда на стороне большевиков, а не этих идей, и потому большевизм их победит. Мы инстинктом поняли, что борьба либералов с большевиками сводится к разложению власти в тот момент, когда ее нужно усилить, и попробовали идти другим путем, путем противопоставления большевистскому деспотизму белого деспотизма; этот курс создал временную популярность военных диктатур; в этом было преимущество Колчака против Авксентьева, или Врангеля против Парижской Учредилки. Но и эти течения провалились; во-первых потому, что они, сумев установить начала государственного деспотизма, т.е. сильной правительственной России, по своему составу и идеологии не сумели осуществить второго требования - демократизма: эти диктатуры не были демократичны ни по составу, ни по цели, хотя и притворялись, что ими становятся; а когда они почувствовали необходимость влить себя в струю демократизма, хотя бы по составу, то обращались к так называемой общественности; общественность, которая приходила им помогать, была носительницей той самой либеральной идеологии, защищавшей права человека и гражданина, и враждебной усилению государственной власти, которая составляла ее слабость в борьбе с большевиками. Соединение белого деспотизма с политическими свободами соединяло только недостатки двух направлений, не давая им выгоды.
Это и создавало ту их внутреннюю слабость, при которой большевизм не мог их не победить; вот Вам философия в Вашем духе и стиле; но теперь вывод из этого. А он тот же самый, о котором я Вам твержу в каждом письме. Спасти большевизм может только сам большевизм, т.е. те люди, которые, сохранив неприкосновенным то, в чем объективные задачи момента, т.е. демократическую деспотическую власть, сумеют влить в нее совершенно другое содержание, т.е. демократическую социальную политику, которая в настоящий момент будет, конечно, исключительно буржуазная. В большевизме должна произойти борьба, которая завершится победой здорового начала над нездоровым и глупым; но борьбу эту должны вести сами же большевики, которые поймут, наконец, эту задачу. Большевики с тех пор уже сумели осуществить то, чего мы не сумели, т.е. сумели отделаться от предрассудков либерального доктринерства, научились быть сильной властью; они же направят ее наконец на благо России, когда поймут искренне и всей душой необходимость насильственной классовой солидарности для поправления разрушенного государства. Когда это будет понято и из большевиков найдутся люди, которые возьмутся за это, тогда они смогут кувырнуть тот глупый большевистский деспотизм, который так же не сумел воспользоваться властью, как я не сумел бы играть на виолончели. Но думать, что это будет сделано не ими самими, а какими-то эмигрантами, представителями ли демократического либерализма, как Милюков, Керенский, Авксентьев, или представителями реакционеров, как Марков, Врангель и другие, - или что еще безумнее, коалицией этих сил - это верить в чудо, т.е. в нарушение всех законов природы. Такие реалисты, как мы с Вами, в чудеса не верят". ("Совершенно лично и доверительно". Б.А. Бахметев - В.А. Маклаков. Переписка 1919-1951. М., 2003. В 3-х т.т. Т.1. С. 365-367).
Читать дальше