Сергей Кремлёв - Ленин в 1917 году

«Когда большевики свергли Временное правительство, Россия находилась в положении потерявшего управление корабля… После длившихся восемь месяцев экспериментов коалиционные кадето-социал-революционные кабинеты пришли к краху… Консервативное правительство Керенского имело единственную заботу: держаться у власти. Способным на это оно не было.

Революционная власть Советов держится с ноября и крепка, как никогда. Между тем к борьбе за жизнь она прибавила ещё одну огромную задачу — разрушить старый политический, межнациональный, экономический и социальный мир, затем построить Коммунистическое государство…

Удерживаясь у власти уже девять месяцев, вопреки всем пророкам, предрекавшим с сентября 1917 года, что всякое правительство будет сметено через несколько недель, Советы совершили чудо — они за столько короткое время начали осуществлять свою грандиозную программу…»

(Садуль Ж. Записки о большевистской революции. 1917–1919. М.: Книга, 1990, с. 337, 338–339.)

Как говорится — со стороны виднее…

Садуль ко времени написания этих строк ещё не порвал со старым миром, направившим его в Россию, однако уже сильно дрейфовал в сторону большевизма. Причина его «полевения» была одна: французский социалист убедился в могучем созидательном социальном потенциале большевизма, и только большевизма… Какими жалкими на фоне увлекательного и волнующего психологического и нравственного преображения Садуля выглядят антиоктябрьские и антиленинские инсинуации стариковых, никито-михалковых, говорухиных и т. д.

В том же письме от 25 июля 1918 года Садуль затронул тему и Учредительного собрания…

«Знаменитый лозунг «Вся власть Советам!», то есть власть, целиком отданная непосредственно рабочим и крестьянам, отражает политические устремления ноябрьской революции.

Товарищей из Франции, как честных демократов, возмущает роспуск советским правительством Учредительного собрания… Им, очевидно, не известно… что вопреки всему, что говорят псевдореволюционеры — сознательные или бессознательные марионетки в руках буржуазии, изгнанные русским народом и обосновавшиеся в Лондоне или Париже, — власть Советов сегодня поддерживает подавляющее большинство рабочих и крестьян…»

А далее у Садуля следуют строки, справедливые не только для оценки несостоявшегося российского Учредительного собрания, но и для оценки ныне «действующей» российской Государственной Думы:

«Большевики не захотели утверждать в России Учредиловку, неудачную копию наших старых буржуазных парламентов, этих подлинных коллективных самодержцев (тут Садуль, конечно, проявил наивность. — С.К .), безраздельных и неконтролируемых (не контролируемых Трудом, но контролируемых Капиталом. — С.К .), в которых заправляет горстка людей, как правило, продавшихся крупным промышленникам или банкирам (О! — это «горячее». — С.К .) и чья вопиющая некомпетентность толкнула в анархический антипарламентаризм столько западных демократий.

Наши парламенты являются лишь карикатурой народного представительства, до войны мы об этом догадывались, теперь мы в этом уверены. Советы, наоборот, — институты сугубо рабочие и крестьянские, создаваемые исключительно из трудящихся, противников капитализма, готовых не сотрудничать с этим режимом, а бороться с ним и его уничтожить…»

(Садуль Ж. Записки о большевистской революции. 1917–1919. М.: Книга, 1990, с. 340.)

Именно карикатурой народного представительства было Учредительное собрание образца 1918 года.

Такой же карикатурой является и Государственная Дума нынешней «Российской» Федерации.

ДЛЯ честного человека уже приведённых свидетельств должно быть достаточно для того, чтобы понять — была ли необходимость в роспуске «Учредилки»?

Владимир Ильич и близко не страдал чем-то вроде самомнения, но значения для России большевизма и лично своего значения для будущего России не понимать не мог. А понимая это, он сознавал и своё право на жёсткость.

Не на жестокость, а на жёсткость, но — при необходимости — на предельную жёсткость, вплоть до пули в лоб сопротивляющимся. Ведь твёрдость в бою — залог успеха.

Как вспоминал управляющий делами Совнаркома Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, накануне открытия Учредительного собрания к нему в Смольный под разными предлогами заходили меньшевики и эсеры и интересовались: что большевики будут делать, если в день открытия пройдут демонстрации против правительства?