Марк Таугер - Марк Таугер о голоде, геноциде и свободе мысли на Украине

В качестве доказательств используются и рассказы тех, кто пережил голод. Например, в ходе слушаний, стенограммы которых опубликованы вместе с докладом конгресса, некий свидетель утверждает, что урожайность (очевидно, в его колхозе) достигала 37 центнеров с гектара, что в 2,5 раза превышает показатели средней урожайности зерновых в СССР в начале 80-х. В примечании к этому заявлению говорится: «ни один из украинских свидетелей не отзывался об урожае 1932 года как о плохом для региона своего проживания». [54] Investigation, p.191. В начале 80-х средняя урожайность в СССР составляла 1,5 метрической тонны (15 центнеров) с гектара; FAO Production Yearbook, Rome, 1985, p. 39, table 15, 107ff (по моим подсчетам). В более ранних воспоминаниях, например в книге «Черные дела Кремля», звучат те же заявления. Даже Сталин в январе 1933 года говорил, что «валовой урожай зерновых в 1932 году был выше, чем в 1931», что не вызывало сомнений. [55] S.O. Pidhainy и другие, The Black Deeds of the Kremlin: A White Book, Detroit, 1955, pp. 489, 531, 547; один из редакторов утверждал, что этот урожай был очень слабым, с. 435. И. Сталин, Сочинения, М., 1945–1953, т. 13, с. 216. Сильнейшая засуха поразила Сибирь, Поволжье и Урал в 1931 году. Конквест, Мейс и другие авторы ищут главную причину голода во враждебности советского руководства и чиновников по отношению к крестьянству и определенным нациям, считая голод официально организованным геноцидом, направленным против украинцев и представителей других групп и осуществленным с помощью системы квот на хлебозаготовки. [56] Примеры доводов в пользу теории геноцида, см. Conquest, Harvest of Sorrow, pp. 323–330; Pidhainy, Black Deeds, pp. 29—119, 433 ff; и Ivestigation, chap. 1. Голод все чаще представляют актом геноцида, сопоставимым с холокостом, см., например, статью Мейса о голоде в книге Israel W. Charny, Toward the Understanding and Prevention of Genocide: Proceedings of the International Conference on Holocaust and Genocide, Bouder, 1984, pp. 67–83. В упомянутой версии причин голода игнорируются несоответствия между официальными статистическими данными по урожаю зерновых в начале 30-х годов и свидетельствами, подтверждающими факт голода, а также данными из других источников, указывающих на ненадежность упомянутых статистических данных. Новые данные из советских архивов показывают, что урожай 1932 года был намного ниже, чем принято считать, что призывает нас к пересмотру теории геноцида. Плохой урожай 1932 года дополнительно усугубил ситуацию с сильным дефицитом продовольствия, широко распространенным в Советском Союзе, по крайней мере с 1931 года, и, несмотря на резкое снижение объемов экспорта зерна, привел к тому, что в 1933 году голод стал вполне вероятен (возможно, и неизбежен). [57] Такая интерпретация голода считается сомнительной из-за некритического отношения к источникам и предвзятости. R.W.Davies, обзор Harvest of Sorrow Dе'» tente, № 9/10, 1987, pp. 44–45; Stephan Merl, Entfachte Stalin die Hugersnot von 1932–1933 zur Ausloeschung des ukrainischen Nationalismus? / Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas 37, № 4,1989, ss. 569–590.

Официальная статистика 1932 года не дает оснований безоговорочно принять на веру теорию геноцида (см. Таблицу 1). Данные по сбору зерновых в 1930–1932 гг., которые конгресс называет полученными в период «после Сталина», на самом деле представляют собой оценочные цифры, озвученные в 30-е годы. Сталин даже цитировал их на XVII съезде партии в 1934 году. [58] И. Сталин, Сочинения, М., 1945–1953, т. 13, с. 320. Большинство советских и западных ученых либо приняли эти цифры в качестве достоверной отправной точки, либо сочли их незначительно заниженными, поскольку они явно были получены до введения в 1933 году системы подсчета урожайности на корню в определении объемов урожая и заготовок зерна. [59] См., например, Naum Jasny, The Collectivized Agriculture of the Soviet Union, Stanford, 1949, p. 539; D. Gale Johnson, Arcadius Kahan, Soviet Agriculture: Structure and Growth / Comparisons of the United States and Soviet Economies, Joint Economic Committee of the Congress of the United States, Washington, 1960, part 1, p. 231; Юрий А. Мошков, Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации, М., 1966, с. 231, таблица; S.G. Wheatcroft, A Reevaluation of Soviet Agricultural Production in the 1920s and 1930s / The Soviet Rural Economy, Totowa, 1983, p. 42; and Holland Hunter, Soviet Agriculture with and without Collectivization, 1928–1940, Slavic Review № 47, Summer 1988, p. 205. Оценки прочих исследователей варьируют между 62 и 68 миллионами тонн и мало чем отличаются от официальных советских данных. Многие исследователи — от советских ученых до украинских иммигрантов — принимали данные советской статистики как данность. Pidhainy, Black Deeds, pp. 63–64; Moshe Lewin, Taking Grain: Soviet Policies of Agricultural Procurements Before the War / The Making of the Soviet System, New York, 1985, p. 6; История крестьянства СССР: история советского крестьянства, М.,1986, т. 2, с. 260; Conquest, Harvest of Sorrow, p. 222; Investigation, p. 70. Эта система подсчета урожайности на корню завышала данные реальных урожаев на 20 % и более. [60] Система подсчета урожайности на корню введена декретом СНК от 17 декабря 1932 года. Декрет учреждал сеть межрайонных комиссий, подчиненных областным и центральным государственным комиссиям (ЦГК) при СНК для оценки урожайности. Межрайонные комиссии снимали урожай с нескольких выборочных квадратных метров на землях колхозов и на базе этих данных прогнозировали местную урожайность, служившую основой для расчета урожайности по области и всему Союзу, а также для определения планов хлебозаготовок. Скидки на потери в размере 10 % допускались только до 1939 года. Поскольку реальные потери зерна в процессе уборки составляли не менее 25 % расчетного урожая, этот метод оценки урожайности завышал реальные показатели как минимум на 15 %. Отменил эту систему Никита Хрущев. См. М. А. Вылцан, Укрепление материально-технической базы колхозного строя во второй пятилетке (1933–1937), М., 1959, с. 119–122. Он же: Методы исчисления производства зерна в 1933–1940 годах / Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965, М., 1970, с. 478–481. И. Е. Зеленин, Основные показатели сельскохозяйственного производства в 1928–1935 / Ежегодник по аграрной истории, с. 465–466. Тем не менее статистика сельского хозяйства по 1930–1932 гг., как и по 20-м годам, также оспаривалась и пересматривалась в результате политического давления. [61] См. R.W.Davies, The Socialist Offensive, vol 1, The Collectivization of Soviet Agriculture, 1929–1930, Cambridge, 1980, pp. 65–68; Wheatcroft, Reevaluation, pp. 37–38. См. также статью В. В. Осинского, руководителя ЦГК о необходимости точной статистики, «Известия», 9 марта 1932 года. Данные по урожаю 1932 года отличаются особой неточностью.