Дальше, товарищи. Товарищ Зорин здесь присутствует, заместитель министра иностранных дел, он ведет переговоры от нашей страны, вел переговоры в Лондоне, и американцы предложили тогда свои совершенно наглые предложения и совершенно неприемлемые и в этих предложениях фигурировало предложение Эйзенхауэра открыть небо облета.
Мы обменялись между собой, говорили, что американцы ведут неправильно, американцы знают, что это мы не примем, поэтому они предлагают.
Товарищ Жуков сразу написал записку в Центральный Комитет с предложением: я предлагаю принять предложение Эйзенхауэра. [243]Товарищ Ворошилов выступил с горячим протестом против этого, что этого делать нельзя. Сперва он немножко поймал на удочку Булганина и Микояна, которые в реплике поддержали его. Они надеялись, что если мы примем, то американцы откажутся от своего предложения. Когда стали обсуждать вопрос, то, конечно, Микоян и Булганин высказались против. Какую же речь произнес тогда Жуков? Он говорил: «Товарищи, нам надо принять, нам выгодно принять предложения, нам надо разведать их точки с тем, чтобы нанести удар» и пр. Мы сказали тогда Жукову, как это можно. Я лично и сейчас скажу, никогда мы не должны согласиться с тем, чтобы американцев пустить контролерами на наши атомные заводы, на наши другие заводы. Это им нужно только для того, чтобы разведать и потом начать войну против нас. Если мы это сделаем, это будет граничить с изменой.
Голоса. Правильно.
ХРУЩЕВ. Как же это можно допустить? Как же министр обороны такие вещи нам предлагает, чтобы мы приняли это предложение. Тов. Жуков, тогда вы растоптали нашу страну и нашу армию, которая не может сопротивляться американцам, а теперь вы делаетесь опять Георгием-победоносцем и хотите в Нью-Йорк вступить. Какой же вы настоящий коммунист? Где же вас надо было слушать, а где ругать? Так конъюнктурно нельзя выступать только для того, чтобы вырвать деньги. А он деньги буквально вырывал. Вот кончается год, а он 2 млрд. 200 млн. не может использовать, потому что когда обсуждали в Госплане и Министерстве финансов, он требовал и там сказали, что надо пойти навстречу, в результате 2 млрд. 200 млн. остались неиспользованными, а он их вырвал. Это же рвачество. Нельзя же так, товарищи.
Теперь относительно Комитета государственной безопасности. Он Серову говорит: «Не верь Хрущеву, я Хрущеву не говорил, что тебя надо снять». Почему мне врать Серову? Что я буду заискивать перед Серовым? Это негоже. Я Первый секретарь ЦК, а Серов — председатель Комитета государственной безопасности, он подчинен ЦК и должен делать то, что ЦК указывает и не потому, что я нравлюсь или не нравлюсь, а должен делать по долгу службы, потому что таково распределение обязанностей между членами партии. А ты ему врешь, потому что ты хотел все иметь, чтобы все было при Министерстве обороны, и Комитет государственной безопасности, и Министерство внутренних дел. А где же место Центрального Комитета? Если ему все отдать, то через месяц он сказал бы: «При Совете Обороны, уж я вас защищать буду».
Вот чего он хотел. Это желание старухи, которая хочет, чтобы золотая рыбка ей все обеспечила. Он хочет партию на колени поставить. Вот сегодня почувствуешь, что значит партия. Извините за грубость, если через голову не доходит, то через зад дойдет.
Относительно школы диверсантов. Я спрашивал Жукова, мы все члены Президиума. Тов. Малиновский и другие объяснили, что эти роты и сейчас существуют.
И потом, надо сказать, что знал Жуков Штеменко. А мы знали Штеменко, и не случайно Жуков Штеменко опять вернул, потому что Штеменко ему нужен для темных дел. Что Штеменко был осведомителем у Берия — это все знают, за это его и убрали.
Он говорит надо их научить языку той страны, куда они будут заброшены, чтобы они слились с массой. Но, товарищи, ведь если здесь выступает товарищ из Ярославля, мы знаем это и никто не скажет, что он курский, потому что от наречия мы не можем избавиться. Вот, например, Анастас Иванович Микоян — ведь никто не скажет, что он курский. (В зале смех). Кто скажет о т. Куусинене, несмотря на то, сколько лет он проработал в Москве и в Коминтерне, что он ярославский или курский? Смешно этим объяснить эту мысль. Нет, здесь другая цель преследовалась.
Но если ты хочешь это сделать, почему в ЦК не скажешь? Мы поможем, как это лучше сделать. Но ты говоришь — нет, это я, Штеменко и Мамсуров. А Мамсуров оказался не Жуковым и не Штеменко, а настоящим членом партии, пришел в ЦК и говорит — не понимаю, первый раз в жизни получаю назначение без утверждения в ЦК и чтобы знал об этом только министр обороны, — Вы знаете что-нибудь об этой школе?
Читать дальше