Нужно было резкое вмешательство нашего Центрального Комитета, во главе с его первым секретарем Н.С. Хрущевым. Видимо и руководство Министерства обороны и мы, командующие войсками на местах, не сделали для себя соответствующих выводов. Лично Жуков, как видно из всех материалов, для себя также выводов не сделал, в своей работе Жуков, сильно переоценил свою роль, считая, что вооруженные силы даны ему на откуп.
Товарищи члены ЦК, мы, военные коммунисты, вернее многие из нас знали о тщеславии Жукова, но думали, что после такого высокого доверия партии, когда он был вначале избран кандидатом Президиума ЦК, а в последующем в члены Президиума ЦК, [204]Жуков будет правильно понимать свою роль в партии.
Однако Жуков переоценил свою роль и эта переоценка Жуковым роли, на наш взгляд, произошла после дела врага народа Берия и особенно после ликвидации антипартийной группировки Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова.
Жуков о своей роли в этой борьбе партии неоднократно в своих беседах и выступлениях подчеркивал, но знаете, товарищ Жуков, что ваши наполеоновские устремления — решать вопросы с позиции силы, но как видите ваши силы опровергнуты со всей силой нашей партийностью.
Я вспоминаю 1925 год, когда мне пришлось поступать в Академию имени Фрунзе. Председателем мандатной комиссии был Климент Ефремович. После ряда вопросов членов комиссии Главпур Ланда задал мне вопрос: как, может быть у нас бонапартизм? Я тогда был молодой, горячий и на этот возмутительный вопрос буквально ударил кулаком по столу и резко ответил: какой бонапартизм? У нас руководящей силой в стране является партия. Климент Ефремович, повернувшись к нему, сказал: что съел? И после, обращаясь ко мне сказал: Захаров, уходите. В приемной, где собрались командиры в ожидании вызова и, как говорится, отбивали там чечетку, увидя мое такое настроение, спросили: в чем дело? Приняли или нет? Я им рассказал, какой был задан мне вопрос, как я ответил, и тут же товарищи мне сказали: правильно ответил. У нас партия и партия.
Я привел этот пример к тому, что 32 года тому назад попытка проверить мысли у военных о бонапартизме получила серьезный отпор, а товарищ Жуков на сороковом году нашей славной Октябрьской социалистической революции хотел играть в бонапартизм. Как видите это не вышло и не выйдет никогда и ни у кого, кто бы этого не пожелал.
Мне пришлось в период 1938–1940 годов работать в Генеральном Штабе. Я помню, как Климент Ефремович решал военные вопросы, все принципиальные вопросы жизни и быта войск, их организации и все основные приказы предварительно представлялись в Политбюро. И это было совершенно правильно. Я лично так предполагал, что эта традиция контроля за Министерством обороны существует и теперь. Но что оказалось? Такой важный приказ, как 0090 и такой приказ, как по итогам боевой и политической подготовки, где даются указания политработникам, командирам-единоначальникам, издаются без ведома ЦК нашей партии. Здесь ваше, товарищ Жуков, тщеславие прояв лено на каждом шагу.
Даже при составлении положения о Министерстве обороны он пытался писать о том, что министр обороны является Верховным главнокомандующим.
Вы, тов. Жуков, ставили себя выше всего. Главный Военный Совет вы ни разу не собирали, а я являюсь членом этого Совета. Те совещания, которые вы проводили, были солдатскими, на них вы требовали только подтверждения ваших взглядов и решений, а о тех командующих, которые пытались высказывать свое мнение, вы говорили, что такие командующие вам не нужны. Как будто вы считали, что командующие ходили у вас в батраках.
Здесь очень много сказал в своем выступлении маршал тов. Бирюзов о вашей нетерпимости. Должен сознаться, что в октябре месяце во время присутствия тов. Бирюзова в Ленинградском военном округе мне пришлось вести с ним разговор о тяжелой обстановке в работе Министерства обороны, созданной тов. Жуковым. Сейчас здесь, на Пленуме с полной ясностью вскрыты ошибки тов. Жукова, но эти ошибки не случайны, товарищи, а имели под собой почву создания культа личности вокруг себя, т. е. Жукова. Здесь говорилось о том, что Жуков дал нахлобучку Гречко и Еременко за их решение встретить Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева, а также партийно-правительственную делегацию во главе с тт. Хрущевым и Микояном в ГДР. В своем выступлении тов. Жуков пытался свести это к какому-то недоразумению, что его не так поняли.
Я должен доложить, что это не так, что поведение т. Жукова выглядит иначе. Вот пример. Тов. Хрущев после проведения совещания по сельскому хозяйству из Риги следовал в Литву и Эстонию. Я получил об этом информацию от т. Кэбина о том, что т. Хрущев едет, и решил выехать на границу округа в Эстонию для встречи, т. к. в это время на территории Эстонии располагались войска, подчиненные Ленинградскому военному округу. Но что получилось? По возвращении в Ленинград я по ВЧ был вызван т. Жуковым, который сделал упрек за то, что я выехал на встречу Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева. Я доложил т. Жукову, что проступка не вижу, что считал своим партийным долгом встретить Первого секретаря ЦК КПСС, т. к. у него возможно будут вопросы к командующему военным округом. Тов. Жуков указал, что по уставу делегацию не положено встречать и без указаний этого делать впредь нельзя.
Читать дальше