Идет спор. Самое неприятное следующее — это в моем присутствии, т. Брежнева — секретаря ЦК и Серов был при этом, Жуков ставит вопрос так, когда Казакова мы возьмем, я говорю, Казакова взять надо. Я говорю, что об этом нужно поговорить, тем более, что это было в Крыму, мы отдыхали. Суслов против этого. Жуков говорит, наконец, надо считаться с престижем члена Президиума ЦК, я сказал, что его оттуда возьмем. На это, товарищи, мы можем так сказать: есть престиж ЦК, из которого складывается престиж Президиума, но есть и другое обстоятельство, каждый должен своим престижем укреплять престиж ЦК прежде всего. Это, по-моему, ясно, товарищи. А вот неясно оказывается.
Здесь выступал полковник, командир полка, выступал очень хорошо. Но он, по-моему, несколько не понял некоторой иронии, которая раздавалась из зала. Он говорил мой полк, неправильно выражался, как раз здесь критиковали такую постановку — «мой полк», «моя армия». Это несколько неточно. Лучше сказать — это полк советский. Этот полк принадлежит стране. (Бурные аплодисменты.)
Товарищи, по вопросам номенклатуры ЦК никакой член Президиума не может сказать согласно Уставу, он может сказать: хорошо, я понимаю постановку вопроса, когда будет обсуждаться в ЦК, мы решим. Правильно? Другого нет. Если я скажу, то другой член Президиума скажет: позвольте. Может быть я сам потом увижу вопрос в лучшем свете, пересмотрю свое отношение к решению этого вопроса. Поэтому зачем говорить так: я сказал. Если так будет «я сказал» и «так делается», тогда в армии и в партии скажут: есть ли ЦК, который сам решает или Президиум при министре обороны, который подписывает, когда он решает. (Аплодисменты.)
Я думаю, что Центральный Комитет и Президиум при министре обороны или при другом министре не нужны. Партия никогда с этим положением не может мириться и любого члена Президиума, любого человека призовут к порядку и скажут: смирно. (Аплодисменты).
Как мы уважаем тов. Жукова вам известно. Сталин на него, так сказать…. Сталин умер, мы его вернули, но, товарищи, надо все-таки свое место знать. Считается в столовой ботинки снимать неприлично, хозяин делает неуважение своим гостям. Поэтому должны оберегать авторитет нашего партийного органа — Президиума и каждый должен считаться с тем, чтобы наша деятельность в отдельности каждого способствовала укреплению авторитета ЦК, авторитета Президиума. (Аплодисменты.)
Еще один вопрос неприятный хотел рассказать вам. Мы несколько дней назад приняли решение и освободили тов. Штеменко, который был назначен начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба. Тов. Штеменко, видимо, здесь находиться. Его освободили даже, кажется с понижением звания после ареста Берия. Мы его освободили тогда за то, что являлся информатором Берия. Нам кое-что стоила такая информация. Мы были возмущены. Сталин все знает. Откуда? Берия. А Берия? Штеменко. Было решение, что запрещено членов партии вербовать в осведомители. [119]Потом вернулся Жуков. Повысили звание. Он работал. С чем столкнулись и почему приняли такое решение? Мы узнали, что принято решение организовать школу диверсантов в 2 000 с лишним человек. В эту школу брать людей, окончивших военную службу со средним образованием на 6–7 лет. Солдатам платить 700 руб. помимо содержания, сержантам 1000 руб. и пр. И главное — никакого решения Центральный Комитет не выносил, этот вопрос не вносился в Центральный Комитет. Назначили начальником школы генерал-лейтенанта Мансуроваa. Мансуров приступил к формированию этой школы, но у него, видимо, зародились сомнения. Он пришел к ЦК и сказал, что всегда ЦК утверждал его, он командовал фронтом, а это назначение никому неизвестно. Только три человека должны знать и больше никому не говорить. Должны знать тт. Жуков, Мансуров и Штеменко.
Мы потом вызывали т. Штеменко. Спрашивали, вот мы учим студентов, за 5 лет делаем инженерами, в академиях учатся и получают высшие образования за 4–5 лет, а диверсантов учить собираетесь 6–7 лет. Я не знаю, чему его учить. Он нам объясняет, что надо языки учить, чтобы можно было забрасывать. Если такая цель, так поставьте вопрос в ЦК, мы обсудим, спокойно решим, может быть откажемся от этого. Если взять русского, грузина, армянина, украинца, чтобы их научить иностранным языкам, а потом забросить и чтобы не пахло, кто он такой — это чепуха. Вот здесь выступал товарищ и говорил: «Я ярославский». Да мог нам не говорить, что он ярославский, мы сразу определили. (Смех.)
Читать дальше