Джон Норвич - Расцвет и закат Сицилийского королевства

Прошло меньше трех месяцев после того, как имперская армия покинула Монте-Кассино, когда императрица Ричен-ца закрыла глаза своему мертвому мужу; но к этому времени Рожер уже восстановил контроль над большей частью своей территории. Трудно найти более убедительное оправдание его политики в минувший год. Короля приветствовали в Салерно, когда он туда прибыл в начале октября; а на его пути через Кампанию никто не выступил против него, хотя вновь прибывшие сарацинские войска сеяли смерть и разрушения. Капуя пострадала сильнее всего. Роберт находился в Апулии, но на его город, если верить Фалько, словно обрушился ужасный ураган, а население было истреблено огнем и мечом. «Король, — продолжает хронист, — приказал полностью разорить город… его воины разграбили церкви и обесчестили женщин, и даже монахинь». Фалько, как мы знаем, при всем своем желании не мог быть объективным, но, даже делая скидку на его ненависть к нормандцам, мы можем заключить из его описаний, что Рожер вновь решил преподать урок мятежным городам, как он это сделал после предыдущего апулийского восстания. Беневенто он пожалел из уважения к его статусу папского города; Неаполь тоже легко отделался после того, как герцог Сергий во второй раз за три года пал к ногам короля и поклялся в верности. Немногие простили бы вторую измену, но Рожер по природе был милосердным человеком; он мог решить, что за время долгой и жестокой осады неаполитанцы достаточно настрадались.

Сделал ли Сергий нужные выводы? Стал ли он в конце концов верным вассалом? Этого мы никогда не узнаем, поскольку в ближайший месяц он умер. В третью неделю октября Сергий сопровождал короля в Апулию, где Райнульф, решив защищать свое новое герцогство, собирал армию. С восемьюстами немецкими рыцарями, оставленными Райнульфу Лотарем, почти таким же количеством местных добровольцев и пешими воинами в соответствующей пропорции она представляла собой внушительную силу; для Рожера было бы разумно избежать прямого столкновения. Но возможно, успехи в Кампании вскружили ему голову; либо отчаянное желание разделаться наконец с этим нескончаемым мятежом помешало ему мыслить здраво. Так или иначе, именно он, а не Райнульф решил дать бой возле деревни Риньяно, там, где юго-западный склон Монте-Гаргано спускается с высоты двух тысяч футов на апулийскую равнину.

На короле также лежит ответственность за последующее поражение. Его юный сын Рожер, которого он за два года до этого сделал герцогом Апулийским и для которого это было первое крупное сражение, в своем стремлении отвоевать собственные владения показал себя истинным наследником Отвйлей. Он бесстрашно устремился на врага и оттеснил войска Райнульфа к Сипонто. Король тем временем повел вторую атаку. Что именно произошло, мы никогда не узнаем, но он был полностью разгромлен. Фалько с ликованием отмечает — хотя его рассказ ничем не подтвержден, — что король Рожер бежал первым. Он направился прямо в Салерно, оставив Сергия, тридцать девятого и последнего герцога Неаполя, лежать мертвым на поле битвы.

В то время когда Райнульф разбил Рожера при Риньяно — 30 октября 1137 г., — королю Лотарю оставалось жить еще пять недель. Надо надеяться, что вести о случившемся успели до него дойти; это бы его успокоило. И все же, как ни удивительно, даже поражение у Риньяно не причинило Рожеру существенного вреда. Некоторые города Кампании потребовали уступок, которые в другой ситуации не были бы им предоставлены, но сохраняли верность королю; а через пару дней после возвращения короля в Салерно ему стало известно, что Вибальд, пробыв аббатом Монте-Кассино месяц и один день, в ужасе бежал за Альпы. Он задержался, кажется, только для того, чтобы объявить монахам, что покидает монастырь более ради них, чем ради собственного блага — в это заявление они поверили бы с большей готовностью, если бы не широко известные угрозы короля, обещавшего повесить Вибальда, если он останется. Обосновавшись в безопасном Корби, Вибальд всю оставшуюся жизнь направлял гневные инвективы в адрес Рожера; но он не приезжал больше в Италию. На его место монахи выбрали человека твердых просицилииских и анаклетанских симпатий; и с этих пор великое аббатство, сохраняя формально независимость, фактически — по своей ориентации и интересам — стало частью Сицилийского королевства.

Вернувшись в Салерно, Рожер смог оценить ситуацию. В целом все складывалось не так плохо. Его политика невмешательства, позволившая германскому натиску иссякнуть самостоятельно, полностью оправдала себя. Император пришел в ужас; когда он прибыл, казалось, все складывалось в его пользу, но через два месяца после его ухода мало что осталось от его усилий, кроме апулийской смуты — старой тоскливой напасти, с которой Рожер, его отец и дядя справлялись несчетное число раз за прошедшее столетие и с которой, без сомнения, и теперь можно было справиться. Самому королевству ничего не грозило. Потери в людях и деньгах — не считая ненужных потерь при Риньяно — были минимальными. Папа Анаклет по-прежнему оставался на престоле святого Петра. Снова мудрость миролюбивого государственного деятеля одержала победу над грубой силой.