Арсен Мартиросян - Заговор маршалов. Британская разведка против СССР

«Восстановление протяженной границы между Россией и Германией является предпосылкой двухстороннего усиления.

Россия и Германия в границах 1914 г. — это должно стать основой взаимопонимания между обоими государствами.

Мы хотим двух вещей: во-первых, усиления России в хозяйственной и политической, т. е. в военной области, и, таким образом, косвенно собственного усиления, поскольку мы укрепляем возможного будущего союзника: далее, мы хотим… непосредственного собственного усиления, для чего мы поможем создать в России военную промышленность, которая может послужить нам в случае необходимости».

Планы Секта сохранялись в силе и в дальнейшем — и пока он служил в рейхсвере, и даже тогда, когда его оттуда «ушли»…

А теперь сопоставим то, что было указано в вышеприведенной цитате из меморандума Секта, с де-факто и де-юре снятием военного контроля с Германии в свете ее вступления в Лигу Наций, а также со «смыслом и духом» Локарнских соглашений, и попытаемся представить, каким же образом в такой ситуации можно было реализовать, или, по меньшей мере, попытаться реализовать долгожданные для рейхсвера возможности реального равенства в военной сфере? Причем следует помнить, что, с одной стороны, формально версальские ограничения еще не были сняты де-юре, а, с другой, стоял «шлагбаум» — советско-германский Договор о ненападении и нейтралитете от 24 апреля 1926 г.

Только в одном случае — если бы СССР, из-за которого западные «спиритуалисты» от дипломатии выпустили «дух войны» на свободу, приступит к реализации какой-нибудь крупномасштабной программы милитаризации! Вот это и есть задача для «агентуры влияния», точнее, «агентуры стратегического военно-политического влияния»: в ситуации крайнего обострения международной обстановки (т. е. в 1927 г.) спровоцировать правительство своей страны на принятие какой-нибудь крупномасштабной военной программы, и тогда у контрпартнера появится не только аргумент требовать уже от своего правительства адекватной реакции на такую милитаризацию, но и убедить в ее необходимости и так априори согласный с этим Запад! Что и попытался сделать «гениальный стратег», выйдя со своим предложением о 100 тысячах танков за один год! То есть попытался в ситуации крайнего обострения международной обстановки и внутреннего положения спровоцировать правительство СССР на принятие крупномасштабной милитаристской программы!

Теперь самое время разобрать и вопрос, на какой основе могли быть установлены управляемые доверительные отношения между немцами и Тухачевским?

Приобретение «агентуры влияния», тем более военно-политического влияния, к тому же с таким колоссальным креном в сторону глобальной геополитики, как в рассматриваемом случае, — задача очень сложная, многоуровневая и в один присест не решается.

За полвека неустанного восхваления якобы невинно репрессированного «стратега» все без исключения реабилитаторы обходят самые интересные моменты биографии Тухачевского, в которых в общем-то и содержатся ответ на поставленный вопрос.

Момент № 1 — заключение в концлагерь в крепости Ингольштадт в период пребывания в немецком плену. Именно оттуда Тухачевский совершил свой пятый (с его же слов), наконец-то увенчавшийся успехом, побег. Присмотримся к этому немецкому городку Ингольштадт.

Очень странный этот небольшой городок в Баварии, недалеко от Мюнхена. Странный тем, что самым парадоксальным образом за последние пять веков туда сходятся корни крупнейших политических событий и явлений, последовательно, столетие за столетием переворачивавших мир. И, прежде всего, это связано с Университетом Ингольштадта.

Например, основные контуры протестантской Реформации в Германии — еще до знаменитых 95 тезисов Мартина Лютера — были разработаны профессором именно Ингольштадского университета Йоганом Рейхлиным (1455–1522). Это уже потом те же самые мысли были вдуты в заранее подготовленные уши Мартина Лютера одним из самых загадочных людей в его окружении — Филиппом Меланхтоном (настоящая фамилия Шварцер). Но подлинным прародителем Реформации следует считать именно И. Рейхлина.

Еще больший парадокс заключается в том, что научное и духовное наследие Рейхлина, считающегося одним из крупнейших деятелей гуманистического движения в Германии на рубеже XV–XVI веков, странным образом расценивалось одним из идеологов одной из идеологических предтеч нацизма — Гвидо фон Листом (1848–1919) — как важнейшая составляющая концепции арманизма, в недрах которой в значительной мере сформировался нацизм как идеология.