Леонард Котрелл - Во времена фараонов

Но до чего же любезен этот главный инспектор! Его круглое коричневое лицо источает доброжелательство. Он то и дело хватает вас за руку. С волнением и настойчивостью.

— Вы приехали посмотреть Тель-эль-Амарну, город Эхнатона, фараона-еретика? Превосходно! Завтра вы его увидите.

Он уже все устроил, буквально все. Добраться до места не так-то легко. Сначала надо ехать на автомобиле, потом верхом на осле, и еще надо договориться с лодочником, чтобы переправиться через Нил, но он позаботился обо всем. Вы сами увидите. А пока он приглашает к себе в гости, в близлежащий городок Минийя.

Здесь к нам присоединяется помощник инспектора, который «не любит поговорить». Как дела в Англии? У него много друзей в Каирском университете. Профессор такой-то и такой-то — вы его знаете? Прекрасный человек, большой ученый. А еще молодой профессор Блэнк, который преподает английскую литературу. Он сам занимается английской литературой. Ваш лорд Байрон, какой это был поэт! А ваши Китс и Шелли! У него есть друг в Хемпстеде, в Лондоне, который жил рядом с домом Китса. А что вы думаете об археологии? О, об этом можно поговорить позднее…

Разговоры, разговоры, разговоры — и так до глубокой ночи. О литературе, о политике и лишь вскользь, между прочим, об Эхнатоне и Древнем Египте. Каир с его озлоблением против англичан кажется за миллионы миль отсюда. Вы англичанин, но здесь вам явно рады. Вы чувствуете себя среди друзей, и даже если вам не удастся добраться до города Эхнатона, все равно путешествие будет интересным.

На следующее утро сразу после раннего завтрака мы отправились с моим гостеприимным хозяином в Тель-эль-Амарну. Маршрут у нас сложный. Сначала — в битком забитом поезде обратно в Меллауи. Здесь нас встречает помощник инспектора с двумя гаффирами. Подкатывает древний «форд». Все влезают в него. Гаффиры высовывают свои ружья из окна, чтобы внутри было больше места. Мы трясемся, подскакиваем на ухабах и говорим, едем всю дорогу по серой пыли вдоль отражающих небо каналов, через глинобитные деревушки, где голопузая ребятня бросается врассыпную перед машиной и что-то кричит нам вслед, как все дети мира. А мы едем все дальше и дальше. Ствол ружья упирается мне в колено, но это неважно; зеленые бобовые поля сменяются аллеями финиковых пальм, а наш проводник бесконечно рассуждает о лорде Байроне. Внезапно нас захлестывает шумная толпа отчаянно жестикулирующих арабов. Что случилось? А ничего, просто мы соединились с отрядом, который должен сопровождать нас до берега Нила. Встреча состоялась! Мальчишки, погонщики ослов, прибыли на место со своими животными точно в назначенный час. Великолеппо организовано, не правда ли?

Мы все вылезаем из машины. Арабы обмениваются приветствиями. Погонщики и их друзья гаффиры ведут себя как малые дети на пикнике. Посмотрите только, как этого английского эфенди усаживают на осла! Вот потеха! Вставьте ногу в стремя… да нет, не так! Главный инспектор и его помощник уже сидят на ослах и снисходительно поглядывают на меня. Единственное утешение, что на этих осликах они выглядят так же неловко, как я себя чувствую на нем. И наконец мы трогаемся в путь длинной вереницей по узкой грязной тропе между полей. Погонщики ослов поспевают за нами. Постепенно привыкаю к уверенной трусце моего маленького конька и уже не чувствую себя таким смешным. Библейские стихи всплывают в памяти: «Он ехал на ослице своей…» Откуда это? Ну конечно, из Книги Чисел, про Валаама:

Валаам встал поутру, оседлал ослицу свою и пошел с князьями Моавитскими.

И воспылал гнев божий за то, что он пошел, и стал ангел господень на дороге, чтобы воспрепятствовать ему. Он ехал на ослице своей и с ним двое слуг его. [17] Библия. Числа, гл. 22, стихи 21, 22.

И снова чувство безвременья — одна из притягательных особенностей Египта — охватило меня. Пока мой ослик трусил по узкой тропинке, взбираясь на холмы, и проходил мимо стен, я поднимал колени, стараясь не испачкаться, и вспоминал:

И увидела ослица ангела господня, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке, и своротила ослица с дороги и пошла на поле… [18] Там же, стих 23.

С чувством безвременья приходила безмятежность. Мы неторопливо ехали по пыльной тропе среди бобовых полей, мальчишки с веселыми глазами бежали за нами, и я вдруг почувствовал себя совершенно счастливым и беззаботным. На меня снизошла та полная удовлетворенность собой и жизнью, которая столь редко посещает нас, европейцев, и остается привилегией Востока. Мне хотелось смеяться и петь вместе со всеми без всякой причины, просто потому, что воздух был сладостен для моих ноздрей, солнце грело мне плечи и я был с друзьями, которых полюбил.