Одной из причин упорства Ахмеда было то, что Мустафа Ага Айят убедил его и его сообщников, будто под его покровительством они могут не бояться местных чиновников. Масперо подметил, что Ахмед неоднократно подчеркивал, что он слуга Мустафы и живет в его доме. Именно таким образом этот консульский агент ухитрился забрать в свои руки большую часть торговли фиванскими древностями. Тем не менее Ахмеду вскоре пришлось горько разочароваться: его передали для дальнейшего следствия местной полиции. Тогдашний «мудир», турецкий губернатор провинции, славился своей суровостью. Даже через много лет Ахмед еще показывал профессору Ньюберри шрамы на подошвах своих ног.
Через два месяца допросов Ахмед вернулся домой озлобленным и сломленным человеком. Он не выдал тайны гробницы, но за это потребовал от Мустафы большей доли от продажи ее сокровищ. Сначала он получал пятую часть. Теперь же требовал половину и грозился в случае отказа рассказать обо всем властям. Между братьями и их сообщниками начались ссоры и свары. Почувствовав, что тайна вот-вот выплывет наружу, Мохаммед решил взять дело в свои руки. 25 июня он сам явился к «мудиру» и сказал, что знает все относительно гробницы.
Масперо был в то время в Париже. Помощник хранителя музея Эмиль Бругш, получив известие от «мудира», немедленно выехал из Каира в Кены, и там 4 июля ему вручили часть древних предметов, предусмотрительно отобранных Мохаммедом Абд аль-Расулом. В их числе были четыре канопы царицы Яхмес Нефертари и три погребальных папируса других цариц. Воодушевленные таким началом, Эмиль Бругш и его спутники отправились в Дейр-эль-Бахри. Их проводником был Мохаммед Абд аль-Расул. В разгар удушающей июльской жары, когда все археологические работы обычно прекращаются, экспедиция проникла в узкую расщелину, и Бругша спустили на веревках в шахту. То, что он там увидел, предоставим рассказать ему самому.
После того как он с трудом прополз по узкому коридору, загроможденному гробами, и проник в главную усыпальницу, он увидел, что: «…все пространство… было завалено гробами и всевозможными предметами. Я был настолько потрясен, что не понимал, явь это или сон. Опустившись на какой-то гроб, я машинально взглянул на крышку и отчетливо увидел имя фараона Сети I, отца Рамсеса II… в нескольких шагах от него в простом деревянном гробу лежал со скрещенными на груди руками сам Рамсес II, великий Сезострис. Чем дальше я продвигался, тем больше сокровищ открывалось моим глазам: здесь лежал Аменхотеп I, там — Яхмес, дальше — три Тутмоса, царица Яхмес Нефертари… все мумии в полной сохранности, — всего тридцать шесть гробов, и в каждом — останки царей или цариц, принцев или принцесс…»
Разумеется, мумии лежали не как когда-то в своих золотых гробах, — потому что многие из них были ограблены и вновь захоронены еще в древности. На их пеленах жрецы оставили таблички, где указывалось имя усопшего, а также время и места предыдущих захоронений до того, как мумию перенесли в эту последнюю усыпальницу. Например, место захоронения Рамсеса III меняли три раза.
«Эти последовательные записи, — пишет Брэстед, — по которым можно проследить, как мумии переносили из гробницы в гробницу в тщетной надежде найти безопасное место, являются, пожалуй, самым ярким свидетельством упадка той эпохи…»
Однако не все потерянные и забытые фараоны были здесь. Недоставало царицы Хатшепсут, а также фараонов Аменхотепа II, Аменхотепа III и Мернептаха. Отсутствию Мернептаха христиане придавали особое значение, ибо в то время верили, что именно он был тем самым библейским «жестоким фараоном», который во время исхода евреев из Египта был потоплен в Красном море. Однако не это волновало тогда Службу древностей. Нужно было прежде всего обезопасить вновь найденных фараонов от грабителей. За два дня Бругш очистил шахту. Это был настоящий подвиг! Масперо пишет: «Благодаря усилиям старост и писцов правителя удалось собрать двести рабочих… Сорок восемь часов напряженного труда понадобилось для того, чтобы извлечь все на поверхность, но это было лишь половиной дела. Нужно было перенести драгоценные предметы через Фиванское плоскогорье и переправить через реку в Луксор. Большинство гробов оказались такими тяжелыми, что их с трудом поднимали двенадцать-шестнадцать человек. На переход между горами и берегом реки уходило семь-восемь часов… Нетрудно себе представить, что это были за переходы под жгучим июльским солнцем… Три дня спустя прибыл пароход „Эль-Меншийя“. Когда погрузка закончилась, он под всеми парахми двинулся обратно в Булак [в Каир]».
Читать дальше