Казимир Валишевский - Иван Грозный

Эти победы отозвались и под стенами Пскова, заставляя обе стороны стремиться к заключению мира. В конце ноября был перехвачен осаждающими гонец от Шуйского с письмом к царю, в котором он извещал, что начался голод и если не будет дана помощь, город будет принужден к сдаче. Это вернуло мужество полякам. Правда, через несколько дней попались в плен к полякам два боярина из защитников Пскова и дали совершенно иные показания. По их словам, у осажденных есть хлеб и все прочее, недостает только мяса. Но в это время уполномоченные Батория уже направлялись в Ям-Запольский, чтобы встретиться там с доверенными Ивана и заключить мир при посредничестве Поссевина.

Участие папы в этом деле учитывалось различно. Чтобы прояснить этот вопрос, я должен вернуться назад и рассказать о начале одной миссии, которая составила целую эпоху в истории дипломатических отношений между Москвой и Римом.

Миссия Шевригина. Папское посредничество. Ям-Запольское перемирие. Поссевин в Москве. После перемирия

Отправление Шевригина в качестве посла в Рим было событием, не имевшим прецедентов. До сих пор первые шаги всегда предпринимались папским двором. Польша всегда становилась поперек дороги к осуществлению этих попыток. Венеция, заинтересованная в том, чтобы завязать коммерческие сношения с Москвой, напрасно старалась победить сопротивление подозрительной и зоркой польской дипломатии. Посланники папы Пия IV, Канобио, Джиральди и Бонифачио, были перехвачены предшественниками Батория. При Пие V, в 1570 году, Винцент дель Портико, папский нунций в Польше, пробовал было принять на себя роль посредника между Иваном и Сигизмундом-Августом, имея в виду заключить лигу против турок. Но в это время посол Ивана старался представить своего государя очень расположенным к султану. Об этом узнали в Риме. Кроме того, знакомство с записками Альберта Шлихтинга, прусского солдата, бежавшего из московского плена, еще более охладило папу.

В 1576 году был произведен новый опыт: нунций Лаурео, принужденный покинуть Польшу из-за избрания Батория и Максимилиана, сговорился в Германии с двумя русскими послами, Сугорским и Арцыбашевым. Новый папский легат при дворе императора, Мароне, способствовал этим переговорам. С разрешения Григория XIII он выбрал ученого Родольфа Кленке, обладавшего сильным телосложением и предприимчивым духом, для содействия давно желанному сближению. Но Польша следила за этим зорко, и в последний момент Максимилиан воспротивился отъезду указанного уполномоченного. Преемник Лаурео Калигари повторял попытку Портико так же безуспешно.

Теперь первый шаг делал царь. Леонтию (Истоме) Шевригину, которого за границей звали Томас Северинген, было поручено предложить там союз против турок, на котором Рим строил свои полурелигиозные полуполитические планы. Главным условием этого союза было посоветовать, а в случае необходимости и заставить польского короля заключить мир. Проезжая через Прагу, где император встретил его очень холодно, Шевригин вошел в сношения с папским нунцием и венецианским послом. Сначала думали, что у него есть некоторые поручения к Венецианской республике, но оказалось, что он даже не знал титула дожа. Он даже думал, что Венеция составляет часть папской области. На пути он присоединил к себе двух спутников, ливонского немца Вильгельма Поплера и миланца Франческо Паллавичини. У них больше и сведений, и изобретательности. В сопровождении их он отправился в Венецию и вручил дожу царскую грамоту. По мнению Пирлинга, он сфабриковал эту грамоту сам, чтобы иметь право пользоваться папскими милостями. По мнению Успенского, ее сочинили в Риме, чтобы привлечь республику к налаживавшемуся на этот раз делу религиозной пропаганды. Импровизированный посол не старался быть тонким дипломатом. Он с удовольствием принимал расточаемые ему почести, говорил о возможных торговых сношениях, указывая довольно неопределенно на путь водой через Каспийское море и Волгу. Излишней болтовней он дал понять об отчаянном положении своего государства и поспешил в Рим, куда прибыл 24 февраля 1581 года.

Сначала его приняли очень хорошо и с бóльшим почетом, чем заслуживало его звание простого гонца. Но чтение привезенной им грамоты, на этот раз подлинной, подействовало охлаждающе. Царь выражал в ней желание, чтобы папа повелел Баторию отказаться от мусульманского союза и войны против христиан. Но о вере не было ни слова. Иван просил много, но взамен не давал ничего. Однако искушение войти в какие бы то ни было сношения с Россией было слишком велико, поэтому все-таки решили отправить в Москву посла. Он должен был поставить на надлежащее место условия союза: сначала религиозный союз, а потом уже политическое соглашение. Очень может быть, как многими и предполагалось, что здесь не обошлось без польского влияния. Во всяком случае, этот план был самым благоразумным во всех отношениях.