Казимир Валишевский: Восстановление нации

С другой стороны, свободная земля уменьшилась вместе с прогрессом колонизации, новые концессии захватили земли, уже отданные для свободной обработки, и распространили и на них режим барщины. Когда первые концессионеры заявляют о своем jus primi possidentis [право первого захвата], им противопоставляют отсутствие документов, доказывающих их права. Напрасно они ссылаются на конституцию, которая в 1659 году освободила владетелей от таких оправдательных бумаг: с того же года фаворит двора, палатин Брацлава, Ян Потоцкий, добыл себе привилегию требовать обратно kaduki, т. е. все вымороченные имения, за недостатком документов. И он пользуется этим правом.

С одной саблею в руке и с другими за спиной, казаки сопротивляются по большей части этому отобранию земель, и новые затруднения прибавились теперь к прежним. Остается еще указать на большую язву – last but not least – в польской колонизации: это эксплуатация очень большего числа поместий посредниками, по большей части евреями. В силу своей беззаботности или неспособности управлять непосредственно своими огромными latifundia, крупные украинские собственники прибегли к системе общих или частичных аренд, и можно себе представить, чем сделались в такой среде арендаторы израильского происхождения.

Нельзя даже приблизительно подсчитать число евреев, поселившихся в эту эпоху на обоих берегах Днепра. Нам приходится прибегнуть к указаниям, которые, однако, свидетельствуют о крайне быстром росте этого контингента: в Виннице, например, в Подолии, инвентари указывают пятнадцать подданных этой категории в 1569 году и семьдесят семей в 1604 году. К середине семнадцатого века евреи, эти первые жертвы казацких набегов, как кажется, кишели повсюду.

Повсюду они возбуждают к себе ненависть. Являясь кабатчиками, ростовщиками, купцами, евреи безжалостно эксплуатируют местное население. Но особенно они стали ненавистными в качестве арендаторов. В качестве такового еврей заменяет собою собственника во всех его правах. В одном контракте указано на то, что «светлейший синьор Авраам Шмойлович (sic) и его жена Рыкла, дочь Иуды», имеют право действовать при всех обстоятельствах loco domini. Таким образом, добытые ими права представляют собой на самом деле юрисдикцию без права апелляции как в гражданских, так и в уголовных делах. Происходя от литовского статута, jus vitae и necis, правда, в Польше никогда не признавалось юридически, но оно было освящено обычаем. Закон 1768 года служит тому доказательством, ставя как раз своей целью положить конец этому злоупотреблению.

По благоразумию или просто благодаря инстинктивному отвращению «синьор Авраам Шмойлович» и его сородичи, кажется, не часто прибегали к мечу. Но они широко пользовались всеми остальными правами, доходя до эксцессов, которые должны были бы показаться невероятными, если бы они не были удостоверены многочисленными документальными данными. Говоря «о церквах, арендованных по всей Украине евреями», одна дума лишь воспроизводит то, что совершалось на практике. Факты показывают, что евреи облагали податью браки и крестины своих подчиненных, и для того, чтобы укрепить за собою это право, носившее название dudek или posemszczyzna, они хранили у себя ключи от церквей!

Ужас перед режимом, который евреи возлагали на подчиненных им в хозяйственном и юридическом отношении людей, выражается даже в источниках польского происхождения, и, конечно, не в Украйне, где совсем не умели говорить по-латыни, были составлены в ту эпоху следующие стихи:

Тяжелая ответственность падает в этом отношении на польскую колонизацию. Тем не менее она нашла себе защитников, даже в Малороссии. Указывали на то, что сам Петр Великий не мог добиться порядка и благосостояния в этой стране, как только путем восстановления в ней власти польских сеньоров. Жестокость, отличавшая этих господ, являлась для украинского народа лишь отражением его собственного варварства, как и его попытки к восстанию являлись лишь следствием анархистского духа, вызывавшего и оправдывавшего неизбежные крайности. Польша, по мнению этих апологистов, явилась, напротив, жертвою излишней мягкости и терпимости, доходившей почти до наивности.

Эти указания содержат долю истины. Положение украинских крестьян, как оно ни было плачевно, являлось в XVII веке, в общем, более сносным, чем положение их товарищей по несчастию в других странах в то время, когда там царило рабство. Казаки, со своей стороны, пользовались здесь совершенно исключительным положением; как жалобы, так и мятежное движение всегда рождались в их среде. Наконец, как в области общественной, так и в частной, если не считать ряда случайных злоупотреблений и личных уклонений, польский темперамент никогда не обнаруживал ни большой строгости, ни уменья систематического применения какого-либо режима.