Анатолий Уткин - Вызов Запада и ответ России

Восточная Европа уже в силу географической близости всегда находилась под влиянием культуры и революционных идей Запада. Блеск западной культуры после Ренессанса создал у части восточноевропейцев желание стать причастными к этому феномену, разделить культурное наследие и творческое развитие нового мирового лидера. Поскольку с этого времени мерилом уровня культурного развития стала степень близости к Западу, то правящие восточноевропейские элиты стали затушевывать отсталость Восточной Европы в сравнении с Западом. Романтическая интерпретация истории приводила к тому, что похожесть на Запад становилась едва ли не самым значимым фактором национального самосознания. И все же фактом является то, что в Восточной Европе, пожалуй, лишь Чехия может считаться обладающей национальным сознанием, близким к западному (рациональность, ориентация на результат, неприятие неадекватной эмоциональности, скептицизм в отношении пафоса всякого рода, прагматизм и, кстати, стремление к адекватной идентификации, достаточно скептическое мнение относительно своей принадлежности к Западу). Что же касается остальных стран региона, то Ренессанс, Реформация и Просвещение, деликатно говоря, не в полной степени коснулись формирования их национального психологического склада.

Западное влияние безусловно проникало в эти страны. В Польшу оно проникло преимущественно через католицизм, на Балканы — после освобождения от оттоманского господства. В России ручеек западного влияния стал ощутим после Петра Великого. В конечном счете фактором политического звучания стало то обстоятельство, что страны Восточной Европы подчеркнуто и даже категорически воспринимают себя прежде всего европейцами, участниками большой западной культурной традиции и чрезвычайно негативно воспринимают всякое «неевропейское» определение основ своей национальной жизни. Как все маргиналы, они подчеркивают свою европейскую принадлежность и охотно переписывают историю на свой лад. Но практически на любом историческом рубеже, при любом испытании историей на первый план у этих народов выходит отсутствие органической западной парадигмы жизни, требующей рациональности, индивидуализма, организованной эффективности.

Историческая жертвенность этого региона не требует надуманных прозападных прикрас. И одиозно выглядит — как измена коренным традициям — их голословно утверждаемая приобщенность к западной цивилизации. Вопреки искусственным имитациям, «подсознание», а вернее, групповой менталитет народов этих стран действует по своему восточноевропейскому стереотипу. Это-то (а не пустое подражание) как раз и делает их особенными, своеобразными, создает их культуру, литературу, музыку, их способ восприятия трагедии жизни. Показательно, что и в самом определении своего «я» они действуют как восточноевропейцы, а не как представители Запада, которым в сущности безразлично, каким образом другие определят органический код их общественной психики. Народы действуют так, как направляют их история и география, как диктует обобщенный итог их общественного развития, их выработанная веками общественная этика. Восточноевропейский набор традиций, обычаев, эмоционального опыта близок западному в той мере, в какой история заставила эти два региона взаимодействовать. Он отдален от Запада в той мере, в какой история Запада была принципиально иной, чем история Восточной Европы.

Итак, мы видим несколько типов ответа на западный вызов: желание сохранить тысячелетние каноны жизни; отчаянное сопротивление; более или менее умелое лавирование; стремление использовать западную помощь в интересах национального развития; сознательный выбор прозападной ориентации и стремление сменить собственную национальную идентичность на западную; использование западного опыта для административно-технического прогресса при сохранении собственной идентичности и на этой основе формирование нового центра развития; симуляция западной идентичности как возможная предпосылка развития, но одновременно недооценка существующего собственного потенциала.

Более других нас интересует реакция на невиданную западную революцию огромной страны, выросшей в специфическом этически-моральном климате, определяемом близостью к Византии и степи, — России.