Ю Фельштинский - Открытое письмо Марии Спиридоновой ЦК партии большевиков

циплины. Мы знаем, что у вас все дозволено во имя ее". Именно так и было -- во имя мертвой дисциплины было позволено все. "Нечего, конечно, сомневаться,-- пишет М. Спиридонова,-- в дисциплинированности большевиков, революционного трибунала, вопреки всякой логике, истине и доказательствам".

Сегодняшнее половодье демократических преобразований уже неоднократно пытались обуздать берегами дисциплины, пытались запугать "разгулом страстей", осуществлением провокационных действий {вспомним обстановку нагнетания страха накануне 25 февраля -- дня, на который было намечено проведение серии митингов в защиту демократии). Публикации писем читателей весьма определенного содержания на страницах некоторых газет недвусмысленно дают понять, что без наведения "должного порядка и дисциплины" перестройка, мол, обречена. Если она и обречена, то прежде всего не из-за избытка стихийности, а из-за чрезмерного желания властвующих структур жить спокойнее...

Еще одно пророчество М. Спиридоновой вот-вот сбудется. "Должно прийти время, и, быть может, оно не за горами, когда в вашей партии поднимется протест против удушающей живой дух революции и вашей партии политики. Должны прийти идейные массовики, в духе которых свежи заветы нашей социалистической революции, должна быть борьба внутри партии, как было у нас с эсерами правыми и центра, должен быть взрыв и свержение заправил, разложившихся, зарвавшихся в своей бесконтрольной власти, властвовании; должно быть очищение, и пересмотр, и подъем. Должно быть возрождение партии большевиков, отказ от губительных теперешних форм и смысла царист-ско-буржуазной политики, должен быть возврат к власти советов, к Октябрю". Пришло ли это время! Кажется, да. Подтверждением тому -- формирование многопартийной системы, процессы самоочищения в коммунистической партии, да и сама публикация письма Марии Спиридоновой.

Сергей ЮШЕНКОВ,

кандидат философских наук,

народный депутат РСФСР

ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ ПАРТИИ БОЛЬШЕВИКОВ

Я пришла к вам 6 июля для того, чтобы был у вас кто-нибудь из членов ЦК нашей партии, на ком вы могли бы сорвать злобу и кем могли бы компенсировать Германию (об этом я писала вам в письме от того же числа, переданном Аванесову в Большом театре).

Это были мои личные соображения, о которых я считала себя вправе говорить своему ЦК, предложив взять представительство на себя.

Я полагала, что мне удастся более, чем другим, загородить свою партию и тех "малых сих" - крестьян, рабочих, матросов и солдат, которые шли за ней.

Я была уверена, что, сгоряча расправившись со мною, вы испытали бы потом неприятные минуты, так как, что ни говори, а этот ваш акт был бы чудовищным, и вы, быть может, потом скорее опомнились и приобрели бы необходимое в то время хладнокровие.

Случайность ли, ваша ли воля или еще что, но вышло все не так, как я предлагала вам в письме от 6 июля. Пролилась невинная кровь Емельянова, Александровича и других, совсем уж "малых сих" (Емельянов до такой степени не участвовал ни в чем и ничего не знал, что был арестован Поповцами как член чрезвычайки и отведен в их штаб. Александрович в этот день только по Блюмкину догадался, что затевается акт против Мирбаха, и события завертели его раньше, чем он успел опомниться. Мы от него скрывали весь Мирбаховский акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши поручения, как партийный солдат, не зная их конспиративной сущности. О других расстрелянных и подавно нечего говорить). После этого смысл моего добровольного прихода к вам в моих глазах свелся почти к нулю. Все же, соблазняло использовать суд, как кафедру. Вы до того бесчестно клеветали на нас, до того вам хотелось обвинить нас в том, чего не было, до того неслыханно вопиюща и небывало подла и гнусна была ваша травля нашей партии, при полном удушении нашей печати, что

нужно было, хотя бы и очень тяжелой ценой, ценой компромисса - участия в вашей лжи (признанием вашего суда), приобрести эту возможность гласной борьбы с вами.

Никогда еще в самом разложившемся парламенте, в продажной бульварной прессе и прочих махровых учреждениях буржуазного строя не доходила травля противника до такой непринужденности, до какой дошла ваша травля, исходящая от социалистов-интернационалистов, по отношению к вашим близким товарищам и соратникам, которые погрешили против лояльности к германскому империализму, а не к вам, и во всяком случае не погрешили в отношении революции и Интернационала.