Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

В общем, Италия нашла значительное возмещение потерь, понесенных в войне и революции. Что касается до конфискаций и грабежей, произведенных во время демократической революции и при реакции, то эта огромная масса имений переменила только владельцев, но не была разрушена. И если ограбленные собственники имели тысячи поводов для жалоб, то нация в целом не потерпела от этой перемены крупного экономического убытка. Эти имущества все же остались, и новые собственники не менее прежних желали эксплуатировать их и пользоваться ими. Этим объясняется, как скоро после столь ужасной революции и реакции, в то время как Цезарь занимался науками в Родосе, чрезвычайно возросла роскошь. Среди рабов, захваченных в Азии Суллой во время восточной войны и проданных италийским купцам, [290] Appian. Mithr., 61. среди рабов, позднее купленных в Азии финансистами или похищенных пиратами, были искусные земледельцы, красильщики, ткачи, чеканщики, музыканты, инженеры, архитекторы, ученые, грамматики, мужчины и женщины с тонким и восприимчивым умом, легко научавшиеся, если сами еще не знали, всем искусствам, дозволенным и запрещенным. Как только богатые фамилии получили возможность спокойно наслаждаться тем, что они приобрели или спасли во время революции, эти рабы первые содействовали распространению новой роскоши. Они научили властителей мира не тратить более завоеванных богатств на варварскую роскошь и удовлетворение грубых аппетитов, а утончать нравы, улучшать земледелие, заниматься науками, наслаждаться изящными искусствами и самый порок облекать в более изысканные формы.

Пока Цезарь учился в Родосе, в Риме быстро образовался италийский high life, к которому принадлежали образованные и чуждые политике финансисты, как Тит Помпоний Аттик, миллионеры, из честолюбия занимавшиеся политикой, как Помпей и Красс, молодые люди знатных фамилий, спасшие свои состояния во время революции, как Луций Домиций Агекобарб; [291] Cicero in Verr. A., II, 53, 139. сюда присоединялись юноши из богатых или зажиточных муниципальных семей, получившие в своей семье тщательное воспитание и приезжавшие в Рим вести светскую жизнь или добиваться славы красноречием, занятием государственных должностей или войной, как Цицерон, Варрон, Гай Октавий, сын богатого ростовщика из Веллитр. [292] Drumann. G. R., IV, 229. К этому кругу принадлежали знаменитые адвокаты, как Гортензий, зарабатывавшие большие суммы защитой правителей, обвиненных во взяточничестве; ученые люди, как Валерий Катон и Корнелий Непот; восточные куртизанки, прославившиеся своей красотой; греческие и азиатские ученые, принятые в знатных домах Рима; эмансипированные дамы, занимавшиеся политикой, знавшие греческий язык и философию. В этом high life каждый сообщал другим свою наиболее сильную страсть. Ученые люди передавали вкус к образованности финансистам и политикам; светские люди заставляли ученых и дельцов чувствовать прелесть удовольствий; финансисты возбуждали ум (если не всегда ловкость) к спекуляциям у людей света — военных и государственных, и мало-помалу, когда все страсти возгорелись во взаимном соприкосновении, строй жизни сделался более расточительным и утонченным.

Всякий с этих пор желал иметь виллы в деревне и в купальных курортах, ставших входить в моду, как Баи. [293] Корнелий Непот (Att, XIV, 3) поэтому удивляется, что такой богатый человек, как Аттик, possidebat nullam suburbanam aut maritimam sumptuosam villam. См. также: Varrò. R. R., I, XIII, 6. Надо было иметь многочисленных рабов, имевших каждый особую должность, [294] Cicero in Pis., 27, 67. не только лакеев и людей для несения носилок [295] Catullus, X, 16 сл. и светильников ночью, [296] Val. Max., VI, 8, 1; Sueton. Aug., 29. но и музыкантов, [297] Cicero in Verr. A., II, 5, 25, 64. секретарей, [298] Suet. Caes., 74. библиотекарей, переписчиков [299] Cornel. Nep., Att. Х1II, 3; Cicero. Ad famil., XIII, 77, 3; Marquardt. V. P. R., 1, 177. врачей. [300] Suet. Caes., 4; Seneca. De benef., III, 24. Должно было пользоваться только предметами, приготовленными дома и собственными рабами, [301] Cicero in Pis., 27, 67. за исключением редких и роскошных вещей, привозимых издалека.

Нужно было иметь произведения греческого искусства, дельфийские столы, коринфские вазы, чеканные чаши, канделябры, бассейны для фонтанов, статуи, картины, бронзы. Многие богатые финансисты и сенаторы покидали простые и тесные дома, в которых они родились. Они приказывали строить дворцы, еще более обширные и пышные, чем дворец Лепида, наполненные греко-азиатскими подражаниями, с приемными и гостиными, библиотекой, палестрой, банями, с украшениями из гипса и стенной живописью. [302] Schiller-Voigt, 394; Plin. H. N., XXXVI, 15, HO; Friedlaender. D. S. G. R., III, 88. Распространился обычай посылать письма и, следовательно, необходимость писать друзьям и нетерпение получить от них ответ, знать все, что происходит в Риме и в империи. Вошло в обычай постоянно рассылать рабов в самые отдаленные области империи. Часто посылали приглашения к обеду или погостить в деревню. Широкое гостеприимство сделалось обязательным. Отправляться в путешествие надо было уже не с маленькой свитой, а с многочисленными рабами. [303] Suet. Caes., 4; Plut., Cat. U., 12. Увеличилась роскошь при похоронах; распространилась мода на монументальные семейные усыпальницы, сооружаемые для привлечения общего внимания по большим дорогам Италии. [304] Schiller-Voigt, 396. Одежда сделалась более разнообразной и изукрашенной, увеличилась роскошь серебряных украшений, так же как разнообразие и цена тканей. [305] Ibid., 405. Для италийских и римских богачей создался тот условный кодекс приличий, рабами которого до потери чувства серьезного и реального делаются богатые классы по мере роста цивилизации. Молодые люди, строго соблюдая этот кодекс, пропагандировали и навязывали его другим с ревностным старанием, возмущавшим стариков, приверженцев суровой простоты древних нравов. Среди протестовавших лиц был молодой человек, происходивший из знатной и богатой фамилии, потомок Катона-цензора, Марк Порций Катон, по-своему возмущавшийся той тиранией изящества, которой хотела подчинить его римская золотая молодежь. Время от времени он появлялся без обуви и туники, чтобы приучиться, по его словам, краснеть только вещей постыдных самих по себе, а не благодаря условности. [306] Plut. Cat. U., 6.