Виктор Устинов - Великая Армия, поверженная изменой и предательством [К итогам участия России в 1-й мировой войне]

Расправившись с армией Самсонова, германское командование направило главные силы против 1-й русской армии, командующий которой генерал Ренненкампф преступно бездействовал и ждал только повода, чтобы покинуть Восточную Пруссию. Армия отступала без борьбы, и «искусно задуманное отступление приняло вскоре характер бегства». Таким образом, 1-я армия, «не понеся, в сущности, поражения, но совершенно расстроенная, с большими потерями, спаслась за Неман» [179] Х. Риттер. Критика мировой войны. П-д., 1923, с. 107. . В этот период штаб генерала Ренненкампфа не могли разыскать ни подчиненные, ни вышестоящие штабы [180] Cтратегический очерк войны 1914–1918 гг., ч. I. М., 1920–1923, с. 117–122. .

В донесениях к императору великий князь Николай Николаевич вину за провал Восточно-Прусской операции взял на себя, прося царя сменить командующего Северо-Западным фронтом генерала Жилинского, так как он «потерял голову и вообще не способен руководить операциями» [181] К. А. Залесский. Первая мировая война. Биографический энциклопедический словарь. М., 2000, с. 112. . Жилинского спас двор, и военный министр Сухомлинов назначил этого генерала представителем русского командования в Союзном совете в Париже [182] Там же, с. 112–113. , откуда он передавал замыслы Антанты в штаб Ставки и одновременно прусскому окружению царя. Французская контрразведка генералу не доверяла, и в штабе союзников к Жилинскому относились настороженно, без всякого доверия, а осенью 1916года он, по требованию французского командования, был отозван в Россию. Генерал-адъютант Ренненкампф за участие в Восточно-Прусской операции был награжден министром двора Фредериксом орденом, к которому представил его главнокомандующий фронтом генерал Жилинский, чтивший в нем соратника по измене русскому оружию.

После поражения армии Самсонова в русском обществе вновь заговорили об измене генералов немецкого происхождения русскому оружию и требовали привлечения Ренненкампфа к ответственности. Газеты и журналы, схваченные царской цензурой и германскими капиталами за горло, говорили об этом эзоповым языком, не доступным для понимания широкой публики. До царя, отгороженного от общества узким семейным кругом, эти слухи не доходили, и все сводки с фронта ему строго фильтровались обер-гофмаршалом двора графом Бенкендорфом, с приема которого начинался рабочий день императора.

В газетах и журналах того времени ничего не сообщалось о войне в Восточной Пруссии и о действиях там русских армий. Это была запрещенная тема, и тех, кто нарушал этот запрет, ждала тюрьма. Впервые в русской истории от народа срывали не только правду о войне, но даже о ее существовании, хотя ее официально для всей России объявил сам царь Николай II. Но шли дни, прошел август, когда решались важнейшие события на фронтах — царь словно в воду канул — его не было слышно и не было видно. Дворец в Царском Селе для него был тюрьмой, где с ним его окружение обращалось так, как это было им выгодно и необходимо. Вся трагедия Восточно-Прусской операции от царя была совершенно утаена, и он никогда ею и не интересовался. В этой дикой и совершенно бессмысленной и несуразной обстановке, царящей с началом войны в царском дворе и правительстве, никому не было дела до воюющей армии, у которой уже в конце августа закончились снаряды и не было патронов. Война могла закончиться поражением русской армии уже в сентябре месяце, если бы на помощь воющей армии не пришло земство и весь народ русский, отдавший армии сыновей, а теперь отдававший своим защитникам последнюю рубашку и последний кусок хлеба, потому что правительство во главе с Горемыкиным отказалось помогать своей армии, преступно полагая, что Ставка эту важнейшую проблему должна решать сама.

Вытеснив к 14 сентября 1-ю армию из пределов Восточной Пруссии, германское командование начало спешную переброску крупных сил в район Ченстохова и Кракова, так как находившиеся русские войска в районе Варшавы угрожали Верхней Силезии, важному военно-промышленному региону Германии. Это был ответ на приготовления русского командования перейти в наступление к верхнему Одеру, откуда можно было осуществить глубокое вторжение в Германию и разорвать ее связи с Восточной Пруссией, оплотом милитаризма немецкой нации. Эта операция русских войск, как и все последующие, была известна германскому командованию еще на стадии ее разработки, что свидетельствовало о тотальном проникновении прусской разведки во все структуры не только гражданской, но и военной власти в России.