Казимир Валишевский: Петр Великий

Прежде чем укрыться у своих соседей, Курбский переписывался с Чарторыйскими, оставшимися русскими и православными с головы до ног.

Возвратившись из Польши после удачного похода, Иван привез оттуда первую печатню, которую когда-либо видала Москва. Победа Новгорода (1475) привела в соприкосновение новое московское государство с Ганзой.

В 1553 году англичанами было открыто устье Двины, где в скором времени вырос Архангельск и завязалась торговля в северных морях. Но вот снова надвинулось нашествие, а с ним новая борьба за существование. К счастью оно шло с другой стороны. То был отлив из Европы. Польская армия тащила в своих фургонах все, что имело отношение к папскому Риму: иезуитов и бернардинцев, католическую пропаганду и схоластику. За учеными, красноречивыми и хитрыми иезуитами следовали элегантные и утонченные лже-цари польского происхождения. Двор Димитрия и Марины Мнишек содержался наподобие двора Сигизмунда. Польская светская музыка проникла в православные обряды. Даже в дни национальной победы и возрождения Москвы чувствовалось влияние Польши и Запада. Завладев вновь Киевом, войска царя Алексея не нашли уже там следа прежнего блеска, но все же больше, чем в опустошенной Москве: несколько школ, основанных поляками, печатню, которая могла бы заменить прежнюю, но которую сейчас же предали анафеме и уничтожили; духовную греко-латинскую академию – целую маленькую сокровищницу цивилизации.

С этой эпохи Москве был открыть прямой путь в Европу. Если Петр, изгнанный из Кремля враждебной политической партией, выброшенный, так сказать, на улицу, не пожалел о родном гнезде, то только потому, что нашел в близком соседстве иной, более привлекательный очаг. Присоединяя Новгород, этот республиканский и непокорный город, Иван поставил себе целью искоренить его буйный дух. Он решил переселить десять тысяч семей. В России сохранили секрет административных государственных переворотов, способных расшевелить целые народы. Новгородские изгнанники приехали в Москву, а на их места послали покорных и надежных подданных, наказанных таким образом за свою верность. Между переселенными в Москву находились ганзейцы, которые основали первую иностранную колонию на берегу Москвы. Но народ решил, что присутствие этих иностранцев оскверняло город. В своем патриотизме москвичи, да и вся Россия, считали этот город святым. Поэтому немцам , т. е. людям, не говорящим на местном языке, следовательно немым, было отведено место наподобие еврейского квартала в Риме, за воротами, замыкавшими столицу в северо-восточной ее части, между Басманной и Покровкой, где находится в настоящее время лютеранская церковь, на грязных берегах маленького притока Москвы – Яузы. В XVI веке царь Василий поместил там свою гвардию, состоявшую из поляков, литовцев и немцев.

Преемники Василия не довольствовались одними солдатами-иностранцами, они выписывали себе из-за границы ремесленников, художников и учителей. В любопытной книге Аделунга есть гравюра, показывающая вид предместья, где жили все эти эмигранты. Это было селение с деревянными домами, наскоро выстроенными из бревен, покрытых корой, с обширными огородами, окружавшими жилища. Этот вид быстро менялся, также как и само население. При Алексее от Немецкой слободы осталось только ее название в память первых ее обитателей германского происхождения. При нем же первое место занимают англичане и шотландцы. Между последними, вследствие изгнания сторонников Кромвеля из Англии, встречаются люди высокого происхождения: Друммоны, Гамильтоны, Дальзиели, Кроуфорды, Граамы, Лесли, а позднее Гордоны. Французов в то время еще нет. Их боятся, как католиков и янсенистов. Исключение составляют только приверженцы короля Иакова, которые, как изгнанники, кажутся безопасными. Позже, с отменой нантского эдикта, это доверие распространяется и на подданных христианнейшего короля. – Якобиты жили отдельно; они не были ни ремесленниками, ни купцами, но много содействовали процветанию слободы; своим происхождением и воспитанием они внушали уважение москвичам. Профессии купцов, учителей, врачей, аптекарей, ремесленников и художников принадлежали в то время голландцам. Немецкий контингент, примешивавшийся к ним, был самого лучшего качества. Те и другие приносили туда свои национальные добродетели: дух предприимчивости и постоянства, благочестия и семейственности, общее стремление к законности и порядку, домашнему миру и плодотворному труду. Немцы имели двух лютеранских пасторов, голландцы одного пастора-кальвиниста; но в соседстве с варварами все религиозные споры затихли; в слободе царила свобода; только католикам запрещалось иметь священника. Школ было много. Шотландец Патрик Гордон следил за работами лондонского Royal Society . Английские дамы выписывали целыми тюками романы и стихотворения национальных писателей, и велась оживленная корреспонденция со всей Европой. В немецких собраниях устраивались скромные развлечения, танец «гросфатер» считался проявлением самого большого веселия. Был театр, где Алексей слышал в первый раз Орфея. Значительную роль в колонии играла политика; члены дипломатического корпуса: англичане, голландцы, датчане, шведы, – последние тоже входившие в состав слободы, – представляли там интересы протестантских держав. Голландский резидент Ван Келлер, богатый, образованный, осторожный и ловкий, занимал особое положение, перед которым преклонялись сами москвичи. Отправляя сам каждый день огромную корреспонденцию, он получал все новости Запада, заставлявшие трепетать всю слободу при известиях, касавшихся европейской политической жизни.