Альберт Вандаль - Второй брак Наполеона. Упадок союза

Этим грубым поступком он нарушил 12-ю статью тильзитского договора, в которой говорилось, что герцоги Ольденбургский Саксен-Кобургский и Мекленбург-Шверинский “каждый в отдельности будут восстановлены в полном и мирном владении своими государствами”. Правда, не желая ускорять конфликта, он велел сделать герцогу Виченцы запрос о средствах смягчить неудовольствие в Петербурге; [644]но, поддавшись слепому убеждению, что воля его должна быть законом всему миру, он оказался в результате виновным пред Александром в неуважении к нему лично, в нанесении ему ничем не вызванного и совершенно не нужного явного оскорбления, которого нельзя было ни оправдать, ни извинить.

Но 31 декабря 1810 г., за три недели до вышеизложенного, еще до получения Александром известий о присоединении ганзейских городов и об опасности, угрожавшей Ольденбургу, царь, без всякого повода со стороны Наполеона, первый открыто нанес удар союзу. Это произошло в области торговых интересов, к которым Наполеон относился особенно чутко и подозрительно. В Тильзите, по 27-й статье опубликованного договора, обе договаривающиеся стороны обязались: вперед до заключения торговой конвенции восстановить экономические сношения в том виде, как это было до войны. Это значило временно ввести в действие договор 11 января 1787 г. – единственный договор, который до того был заключен между Францией и Россией. По этому акту, который был одним из последних и наиболее полезных успехов королевской дипломатии, наши произведения в России пользовались в некоторых отношениях привилегиями и были обложены весьма умеренными пошлинами. Восстановление этого договора в 1807 г., в связи с обязательствами против Англии, считалось в Петербурге одной из причин острого кризиса, наносившего ущерб материальным интересам и благосостоянию народа, ибо, вследствие прекращения торговли с Лондоном, Россия не могла сбывать произведений своей страны, тогда как ввоз французских товаров по суше принял весьма широкие размеры. Французские товары состояли, главным образом, из дорогих предметов роскоши, приобретение которых уносило из России громадное количество звонкой монеты, которая не возмещалась, как в нормальное время, деньгами, получаемыми от морского экспорта. Торговый баланс, – говоря языком и ссылаясь на доктрины того времени, страдал от этих ничем не вознаграждаемых потерь. Советники царя по финансовой части приписывали этой причине сильное понижение курса, которое разоряло нацию и тревожило правительство. В конце 1810 г. Александр уступил убеждениям своих советников и изменил это положение самовластной мерой, не считаясь с тем, как это могло отразиться на политических отношениях России. Не посоветовавшись с Наполеоном и не предупредив его, он приказал комитету из сведущих людей выработать, а затем опубликовать знаменитый указ, в котором по переделке всех таможенных ставок, главный удар наносился Франции, причем положение, установленное договором, изменено было простым указом. [645]

По этому указу, товары, ввозимые по суше, т. е. французские, были обложены суровыми, а некоторые даже запретительными пошлинами. В случае проникновения их в Россию путем контрабанды, приказано было сжигать их. Это было равносильно объявлению Франции экономической войны, – самой жестокой и самой несправедливой из войн. Что же касается привозимых морем товаров, т. е. не французских, то указ в принципе ставил их в лучшие условия и ни в коем случае не присуждал к истреблению, если они попадали путем контрабанды. Конечно, своя рубашка к телу ближе, правда, и то, что применение новых тарифов не касалось государств, с которыми Россия вела войну. Для них безусловный запрет сохранял, по-прежнему, силу закона, так что гавани, как и прежде, были закрыты товарам бесспорно английского происхождения, но, по толкованию указа самим Александром [646]благоприятствующие постановления этого акта применялись к торговле, которая происходила на бортах нейтральных и специально американских судов, т. е., к той торговле, на которую Наполеон смотрел, и не без основания, как на самую доходную статью британской торговли, и считал необходимым не допускать ее. Следовательно, указ покровительствовал Англии за наш счет. Торговый разрыв с Россией становился для нас еще тяжелее, благодаря облегчениям, допущенным в пользу наших соперников. Новый таможенный режим вдвойне оскорблял чувство тесной солидарности, которая официально лежала в основе отношений между Францией и Россией. В наши дни один государственный человек сказал: “Экономическая война несовместима с политической дружбой”. Насколько же она не была совместима в те дни, когда Наполеон старался на экономической почве сломить упорство англичан, когда он на эту почву перенес центр тяжести борьбы, в которой хотел заставить всю Европу принять участие! Отдалиться от нас на этой почве и сделать шаг навстречу нашим врагам значило резко подчеркнуть наступившее разногласие в интересах, полную противоположность основных начал политики и пред лицом всего мира отречься от союза. [647]