Альберт Вандаль - Второй брак Наполеона. Упадок союза

В начале июля князь Меттерних завел откровенный разговор с нашим посланником. С горечью указывая ему на успехи России, он закончил указанием на выгоды соглашения между Францией и Австрией с целью положить предел захватам варварского государства, которое производит угнетающее действие на всю Европу и грозит наложить на нее свое ярмо”. [504]В следующие за тем дни Отто только и слышал разглагольствования о русской опасности, “о страсти к завоеваниям, которая угрожает, поглотить все от Лапландии до Эгейского моря”. [505]Ему говорилось, что следует во что бы то ни стало отдалить Наполеона от России, что нужно разрушить последний остаток союза, который, по признанию австрийских министров, ставил “Австрию в крайне затруднительное положение”. Князь Меттерних говорил, что Россия никогда не будет искренним другом Франции; что “каковы бы ни были личные взгляды императора Александра, ее самые влиятельные люди всегда будут на стороне Англии”; [506]что, чтобы сбросить с себя маску, она ждет только окончания войны с турками, т. е. момента, когда эти исконные союзники Франции будут поставлены вне возможности бороться. Действительно, как бы в подтверждение таких намерений России, наши официальные и тайные агенты говорят “о подозрительном поведении” петербургского кабинета, о его двойственной игре, о противоречии между его публичными заявлениями и тайными проделками его агентов. Они доносят “о странном поведении Алопеуса, про которого можно подумать, что он послан королем Георгом, а не императором Александром”; [507]сообщают, что эти интриги волнуют венское общество, подрывают кредит французской партии; что теперешнее министерство воодушевлено самыми лучшими намерениями, но, прибавляют они, будет ли оно в силах выдержать натиск враждебных элементов, если Франция не позволит ему рассчитывать на ее поддержку. Вот случай окончательно овладеть Австрией и закрепить принципы ее политики, какого, может быть, не представится более. Но император Наполеон должен, не теряя времени, воспользоваться этим случаем, иначе ни за что нельзя ручаться. “Все это держится на ниточке, – говорил князь Меттерних, – чтобы порвать ее, немного нужно”. [508]Вместе с этим удвоилась и небескорыстная лесть по адресу Наполеона, и в этом отношении император Франц со свойственным ему простодушием не щадил самого себя. Он приходит в восторг, более того – он умиляется при известии, что Мария-Луиза вскоре подарит ему внука. Говоря о будущем римском короле, он произносит слова, о которых впоследствии ему пришлось более, чем забыть: “Этот ребенок всегда найдет во мне отеческие чувства”. [509]

Когда, таким образом, почва была подготовлена, австрийской миссии было поручено приступить к делу и напрямик возбудить вопрос о княжествах. Не зная, находится ли Меттерних в Париже, так как он то извещал о своем возвращении в Вену, то откладывал отъезд, венский кабинет отправил инструкции князю Шварценбергу. Было бы большим счастьем, – говорилось в отправленных 17 июля инструкциях, – если бы Наполеон согласился присоединиться к Австрии с тем, чтобы помешать русским захватить что-либо по нижнему течению Дуная. Вероятно, совместного представления Франции и Австрии было бы вполне достаточно для достижения этой цели. Австрия охотно поддержит этот шаг военной демонстрацией, но необходимо, чтобы Наполеон начал дело дипломатическим путем и первый возвысил голос; теперь все усилия посольства должны быть направлены к тому, чтобы заставить его взять на себя инициативу по этому делу. [510]

Это было уже нескрываемым натравливанием на Россию. С удивительным бесстыдством, с поразительной дерзостью Австрия открыто выступила в роли, которую до сих пор вела под сурдинку. Она без всякого стеснения просила Наполеона разорвать эрфуртский договор и толкала его на клятвопреступление. Меттерних был еще в Париже, когда прибыли инструкции от 17 июля. Шварценберг познакомил его с ними. Спокойный, уравновешенный Меттерних не одобрял такой поспешности. Он предпочитал, чтобы вместо того, чтобы забегать к императору, Австрия выждала, пока он сам обратится к ней. Тем не менее, он постарался исполнить желание своего двора. Предоставляя Шварценбергу действовать официальным и иерархическим путем, т. е., обратиться к министру, он, со своей стороны, обратился к самому императору и задал ему следующий вопрос: “Думает ли он сохранить полностью заключенные в Эрфурте обязательства, или, быть может, согласится заодно с Австрией сделать в Петербурге шаги, которые могли бы спасти княжества?”. [511]