Александр Дюма - Мюрат

– Король в пятидесяти шагах отсюда, прячется в сарае.

– Почему же он вернулся?

– Рыбак решил, что будет буря, и отказался доставить его на бриг.

– Вот негодяй!

В комнату вернулись жандармы.

Они провели всю ночь, тщетно обшаривая дом и службы, и неоднократно проходили буквально в нескольких шагах от короля, так что Мюрат мог слышать их угрозы и проклятья. Наконец за полчаса до рассвета жандармы удалились. Маруэн дал им отойти подальше и, едва они скрылись из виду, бросился к королю. Тот лежал в дальнем углу сарая, держа в каждой руке по пистолету: бедняга не сумел побороть усталость и заснул. Маруэн немного помедлил: ему было жаль возвращать короля к его скитальческой и беспокойной действительности. Однако нельзя было терять ни минуты, и он разбудил Мюрата.

Не мешкая они двинулись к берегу. Над морем стоял утренний туман, уже в двухстах шагах ничего нельзя было разглядеть. Волей-неволей им пришлось ждать. Едва первые лучи солнца начали прогревать ночные испарения, как пелена над морем разорвалась на части, и они поплыли над водой, как плывут по небу облака. Король жадным взглядом всматривался в громоздившиеся перед ним белоснежные горы, но ничего не мог разглядеть. Однако он не терял надежды, что в конце концов увидит за этой движущейся завесой спасительный бриг. Горизонт понемногу светлел; еще какое-то время над морем плыли похожие на дым клубы тумана, и Мюрату казалось, что в каждом из них он узнает белые паруса своего корабля. Наконец туман рассеялся окончательно, и перед ним открылось бескрайнее море. Никакого брига не было и в помине. Не имея возможности больше ждать, ночью он ушел.

– Что ж, – проговорил король, обернувшись к адвокату, – жребий брошен, я отправляюсь на Корсику.

В тот же день в Авиньоне был убит маршал Брюн.

Мюрат прятался у г-на Маруэна до 22 августа. Теперь уже ему угрожал не Наполеон, а Людовик XVIII; теперь уже не преданный боевой товарищ Брюн со слезами на глазах сообщал ему о полученном приказе, а неблагодарный негодяй де Ривьер назначил цену [7]за голову того, кто когда-то спас его самого [8]. Правда, Ривьер написал бывшему Неаполитанскому королю, чтобы он сдался и положился на человечность короля Франции, однако это неопределенное предложение показалось изгнаннику не слишком-то надежной гарантией, особенно со стороны человека, который только что чуть ли не у себя на глазах позволил убить маршала Франции, имевшего пропуск, подписанный его собственной, Ривьера, рукой. Мюрат знал об избиении мамелюков в Марселе и об убийстве Брюна в Авиньоне; кроме того, комиссар тулонской полиции [9]сообщил ему накануне, что уже есть приказ о его аресте, поэтому оставаться во Франции не было никакой возможности. А Корсика с ее гостеприимными городками, радушными горами и непроходимыми лесами находилась от Мюрата всего в пятидесяти лье; ему нужно было во что бы то ни стало добраться до Корсики и в ее городках, горах или лесах дождаться, как король решит судьбу того, кого в течение семи лет величал своим братом.

Часов в десять вечера Мюрат вернулся на берег. Лодка, которая должна была его забрать, еще не пришла, но на сей раз у Мюрата не было сомнений в том, что она появится: еще днем подходы к бухте разведали трое не покинувших его в трудную минуту друзей. Это были Бланкар, Ланглад и Донадье, морские офицеры, умные, мужественные люди, которые жизнью поклялись доставить Мюрата на Корсику и в самом деле рисковали жизнью, чтобы выполнить данное обещание. Поэтому Мюрат без всяких признаков тревоги разглядывал пустынный берег. Более того, он радовался этой задержке, которая давала ему несколько минут сыновней радости. Стоя у самого моря, на узкой полоске песка, несчастный изгнанник чувствовал, что еще может вцепиться в свою родную мать – Францию, но как только он ступит в лодку, настанет разлука, долгая, а быть может, и вечная.

Перебирая в голове эти мысли, Мюрат внезапно вздрогнул, а затем вздохнул: в прозрачной мгле южной ночи он увидел парус, словно призрак, скользящий по волнам. Вскоре послышалась морская песня: Мюрат узнал условный знак и в ответ сделал холостой выстрел из пистолета. Лодка тут же направилась к берегу, но, поскольку осадка ее составляла три фута, ей пришлось остановиться шагах в десяти от берега. Двое мужчин выпрыгнули из нее и вышли на сушу, а третий, завернувшись в плащ, прилег у руля.

– Что ж, мои отважные друзья, – сказал Мюрат, подойдя к Бланкару и Лангладу и остановившись у кромки воды, – миг настал, не так ли? Ветер хорош, море спокойно, пора отплывать.