Владимир Миронов - Древняя Греция

Грамота Екатерины II, дарованная грекам-переселенцам Крыма

Начало раскопкам на западном берегу Днепра положил Мельгунов (1763 г.). Барков подготовил к изданию «Скифскую историю» московского стольника А.И. Лопатина, которую впоследствии и опубликовал Н.И. Новиков (1776). Зуев посетил Крым и стал описывать все городища и курганы, встреченные им по пути: «…Каких бы старинных покойников они ни покрывали, здесь по новости поселенцев никто не знает и даже никто еще и не любопытствовал, чтобы иметь какое-нибудь сведение об оных, или вырывать какие-либо достопамятности, хотя со внешнего виду они много сходствуют с находящимися в Сибири». Он пришел к выводу, что курганы эти оставлены разными народами. «Чем больше я слышу разговоров о Крыме, – писал Зуев академику П. Палласу, – тем более я загораюсь желанием ехать туда». Екатерина II после того как совершила путешествие в Крым, охарактеризовала оный как «жемчужину в короне Российской империи». Были составлены и планы изучения регионов. В частности, говорилось: «Чрезвычайно важно как для империи, так и для науки знать действительное положение этих местностей на земном шаре и произведения Черного моря, природу Крымских гор и историю населяющих этот полуостров народностей». Кто же мог даже подумать тогда о том, что вырожденцы времен заката империи, разбазарят то, что было приобретено вековыми трудами и столькими героическими битвами нашего народа.

Таманский сфинкс

Таманский саркофаг. Мрамор. IV—III вв. до н.э.

Что касается античного влияния на нашу литературу, чтобы рассказать об этом, понадобилось бы специальное исследование, столь многочисленны и разнообразны примеры оного. Пушкин чтит Аполлона, переводит Горация, прося судьбу одарить его даром Ювенала: «Вручи мне Ювеналов бич!» Вспоминают стихи Овидия и его «незримую гробницу». Кюхельбекер говорит, что «Гомер соединяет в себе поэзию с искусством писать – в той же степени, в которой Рафаэль – поэзию и искусство изображать». К. Рылеев призывал следовать примеру древних: «И на суждения завистников твоих, на площадную брань и приговор суровый с Гомером отвечай всегда беседой новой». Державин, говоря о богине трагиков, вспоминает Эсхила, Софокла и Еврипида. Радищев сравнивает глас Ломоносова с Пиндаровой трубой, а его ум с умом Платона. И примеров такого рода неисчислимое множество.

Выдающуюся роль в пробуждении в русском обществе все большего интереса к эпохе античности сыграл поэт, драматург и переводчик В.В. Капнист (1758—1823), происходивший из обрусевшего греческого дворянского рода. Он был убежденным сторонником того, что в русской культуре необходимо создавать аналоги явлениям античной культуры. Приверженец классицизма, он выступил с серией статей о связях культуры Греции с культурой России. В древних гиперборейцах усматривая предков русских, он считал, что те в давнее время создали независимую от греков изящную словесность, до «гипербореан» (от последних древние греки якобы и почерпнули все достижения). Довольно смелые построения поэт проиллюстрировал ссылками на античных авторов – Геродота, Павсания, Страбона, с которыми был знаком лишь по французским переводам. Капнист пытался доказать, что Одиссей странствовал не в Средиземном, а в Черном и Азовском морях. Эти захватывающие сюжеты он обсуждал со своим добрым другом и соседом И.М. Муравьевым-Апостолом. Когда же тот уехал в Москву, он сетовал в письме к сыну: «Некому будет мне Горация буквально переводить, и не с кем будет спорить о древностях».

Вспомним теорию немецкого историка первой половины XIX века Фальмерайера. Он провозгласил, что «эллинская раса в Европе была полностью истреблена», что ныне «ни единой капли подлинно чистой эллинской крови не течет в венах христианского населения современной Греции» и что «современные греки – лишь только славяне и албанцы». Такая точка зрения, конечно, является недопустимой крайностью. Теория была справедливо отвергнута (1830). Но то, что едва ли не большая часть былой мощи Греции ушла в междоусобные войны, схватки со старыми противниками и с Османской империей, факт общеизвестный. Признав рабство как инструмент господства, греки в итоге сами стали его жертвой. За «грехи молодости» тоже, видимо, надо платить.