Михаил Петров: Адмирал Ушаков ("Боярин Российского флота")

За Ушаковым в эту пору обычно приезжал форейтор со службы, но сегодня его не было. Ушаков еще накануне предупредил своих, чтобы экипажа ему не подавали. Сегодня он решил пешком прогуляться до Министерства морских сил, чтобы узнать, какой дан ход его прошению об отставке. Уже две недели прошло, как отдал рапорт товарищу министра Чичагову, а ответа никакого. Будто забыли о нем.

Он шел по чьим-то следам, проложенным в мягком снегу и еще не успевшим обозначиться в постоянную тропинку. В темных окнах временами вспыхивали алые отражения зарева. Над снежными крышами, чистыми, словно подсиненными, струился белый дым. У колодцев гремели ведрами бабы. За домами на Неве горели костры — то солдаты сжигали свозимый туда мусор.

Обычная утренняя картина.

Тихим бывает Петербург по утрам. Ни криков извозчиков, ни звона мчащихся троек, ни пьяных голосов, ни плача детей… Все это будет потом, поближе к полудню. А пока даже собак не слышно — редко где какая тявкнет.

Ушаков первый раз приезжал сюда, в Петербург, сорок пять лет тому назад, когда робким деревенским мальчишкой поступал в кадетский корпус учиться мореходному делу. Тогда Петербург представлялся ему не таким. Он видел в нем, творении великого Петра, что-то незыблемо-святое, призванное освещать Российскому государству дорогу к земным благостям. И люди, живущие в нем, казались ему устремленными к этой цели, думающими о благостях России. В молодости жизнь вообще виделась иначе, куда прекраснее, чем сейчас.

Министерство морских сил размещалось в этом же здании, что и Адмиралтейств-коллегия. Подходя к зданию, Ушаков еще издали заметил стоявший у подъезда богатый возок. "Уж не Чичагов ли?" — обрадованно подумал он. Товарищ министра Чичагов обычно появлялся на службе после десяти, и застать его в министерстве в такой ранний час было большой удачей.

Ушаков не ошибся: возок и в самом деле оказался чичаговским. Сам Чичагов уже успел пройти к себе в кабинет.

— Можно к нему? — спросил Ушаков секретаря, поднявшись в приемную.

— Разумеется, Федор Федорович, адмирал вам будет рад.

Секретарь был одним из тех старых штаб-офицеров, которые хорошо знали Ушакова и высоко почитали его.

— Адмирал один? — Ушаков уже держался за дверную ручку.

— У него граф Войнович.

Услышав фамилию Войновича, Ушаков отдернул руку и отошел к дивану. Отставной адмирал Войнович относился к числу его давних недругов. Встреча с ним не сулила никакой радости.

— Граф зашел просто так, у него нет к его высокопревосходительству никакого дела, — сказал секретарь. — Думаю, что друг другу не помешаете.

— О нет, я подожду, — мотнул головой Ушаков. — Извольте доложить обо мне его высокопревосходительству.

Секретарь оставил свои дела, коими занимался сидя за столом, и пошел в кабинет своего начальника. Вернулся минуты через две, сказав:

— Его высокопревосходительство скоро освободится.

— Я подожду, — ответил Ушаков.

Секретарь подал свежие "Петербургские ведомости". Ушаков развернул газету, пробежал по ней глазами, но не нашел ничего такого, что могло бы привлечь его внимание. Да и до чтения ли было ему сейчас? Из головы не выходила мысль о товарище министра, с которым предстоял трудный разговор. Что он ему скажет? Дал ли ход его прошению об отставке?

Чичагов, человек еще сравнительно молодой, обладал манерами светского баловня. Начитанный, хорошо знавший европейские языки, он мог поговорить на любые темы, умел в нужный момент вставить острое словечко, что побуждало людей высокого круга принимать его за человека способного и умного, хотя в делах, ему поручаемых, его способности не очень-то сказывались. Любимцу счастья все приходило с необычайной легкостью, даже вице-адмиральский мундир, который носил с каким-то гордым изяществом, достался ему без особых хлопот, как бы в награду за его привлекательную наружность и уживчивый характер.

Желая углубиться в чтение, Ушаков пересел на другое место, поближе к свету. Но чтение не пошло и тут, глаза невольно соскальзывали с газетной полосы на дверь, за которой Чичагов принимал человека, не обремененного никакими делами. Длительное ожидание начало уже раздражать его, когда дверь наконец распахнулась и из кабинета показался Войнович — в адмиральском мундире, при орденах. Увидев его, Ушаков невольно поднялся. Войнович принял это за приветственный жест и поклонился:

— Рад вас видеть, Федор Федорович, в полном здравии.

— Благодарствую. Я тоже вам рад, — ответил Ушаков и тут же покраснел, как краснеют люди, уловившие себя на лжи. — Прошу извинить.