Они вопреки всему на свете и в V веке, и в XII, и в XVI упорно продолжали жить «со своим уставом» в чужом европейском монастыре — древние степные адаты были для народа превыше всего… Степняки будто и не замечали враждебности окружающего мира, не понимали своей неприспособленности к нему. Поразительно. Их численность уменьшалась, их земли таяли, как снег весной, а они не замечали этого. Жизнь ничему не учила этих упрямых приверженцев степной культуры, гордящихся самими собой.
Да умели ли они вообще отличать врага от друга? Черное от белого? Этот вопрос далеко не лишний в истории кипчаков… Особенно когда речь заходит об их отношениях с Москвой. Всё как в тумане! Как с повязкой на глазах. Лишь через призму веков видно, как та по примеру Запада искусно разлагала Степь, ее последние островки — и ей это сходило с рук. Степняки ничего не замечали.
Возможно, сказывалось, что московскую политику все-таки вели переселенцы из Великой Степи, ставшие новыми русскими. Возможно, причина в другом… Но в 1570 году Иван Грозный подбил Сарык-Азмана (атамана небольшого донского юрта) на то, чтобы тот грабил польские и ногайские караваны. И атаман за деньги начал грабить. Дон тогда отчаянно бедствовал… Так неправедным делом и сманили казаков. Стали их приручать кнутом да пряником. «Пряники» выдавали через Сарык-Азмана, а кнут — через ногайских ханов.
Москва прикармливала донских кипчаков щедрыми подачками, точно как в свое время поступали римляне и греки с воинами Аттилы (с тюрками-федератами). История повторилась вновь. Все было до обидного просто и дешево, но политика велась с очень дальним прицелом: и вновь кипчаки были нужны в качестве «пушечного мяса».
Иван Грозный, покорив Казань и Астрахань, пошел на Кавказ: у Москвы тогда зародились серьезные планы на мировое господство, и повод для этого был подходящий. Военные успехи кружили ей голову и это, конечно, заметили в Европе. Рим обеспокоила неуправляемость Ивана Грозного, готового к самостоятельным действиям.
Тревога усилилась, когда русские войска повернули на Кавказ, который тогда назывался Прикаспийской (!) провинцией римской католической Церкви. Стало очевидным: цели Москвы в кавказских походах выходили за границы Великой Степи.
С 1560 по 1600 год русские предприняли десять походов. Но все десять раз они так и не дошли до гор, получая раз за разом поражение от кавказских кипчаков, которые жили в предгорьях и степях Кавказа, по Тереку. Тогда уязвленная Москва сделала гениальный ход в своей внешней политике. Чтобы сломить малого врага, каковым виделись кавказские кипчаки, она за деньги уговорила в Казакстане Орду Больших ногаев перейти из Азии в Европу, где климат мягче и земли лучше, помня древнее правило дипломатии: «Враг моего врага — мой друг». Позже, уже при Петре, в 1708 году, по совету графа П. М. Апраксина в Европу из Монголии русские также привели калмыков.
Донские и кавказские кипчаки быстро почувствовали пришельцев: в Степи начались кровопролитные войны на выживание. Дон и Терек оказались отделенными друг от друга, пришельцы клином прорезали их земли от Волги до самого Крыма… Воевали тогда все, разумеется, кроме Московского князя, который занял позицию «третьего радующегося», выжидая, пока противники ослабеют.
Доверчивые ногайские и калмыцкие правители даже не поняли, как впали в полную зависимость от Москвы. При выборе себе хана ногайцы испрашивали дозволения у русского царя. А при выборе хана Иштерека из Москвы пришла астраханскому воеводе такая инструкция: «И вперед на ногайскую орду князем по их закону сажать в Астрахани перед государевыми бояры и воеводы, а не у них в юртах, и чтобы их учинить в государеве воле и в холопстве на веки (выделено мною. — М. А.)».
Руками ногайцев и калмыков Москва воевала и с Доном, и с Тереком, и с Крымом, разделяя кипчаков на части, дробя степной народ. Действительно, «враг моего врага — мой друг». Но… воевала она, оставаясь союзником (!) и Дона, и Кавказа. Ее двуличную политику «разделяй и властвуй» заметили разве что в Крыму.
Неудивительно, почему в начале XVII века на Верхнем Дону началось строительство русских крепостей, якобы для обороны от крымцев. И выгоду от этих городков донским кипчакам посулили очевидную — первое время у кипчаков скупали излишки урожая. Им это было очень кстати. С 1613 года строилась дальняя оборонительная система: Сокольск, Добрый, Белоколодск и другие русские городки появились в Степи. А рынки в Москве тогда ломились от «степного» товара — туши, например, продавали не на вес, а на глаз.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу