Вольдемар Балязин - Отец и сын - Николай I – Александр II

Не желая допустить господства русских на Черном море, союзный англо-французский флот 23 декабря вышел из Босфора и перерезал русские коммуникации между Варной и Одессой. В связи с этим 9 февраля 1854 года Россия объявила войну Англии и Франции. Новый 1854-й год начался удачным наступлением войск Горчакова.

10 марта 45 000 солдат и офицеров при 168 орудиях форсировали Дунай и вошли в Северную Добруджу (совр. Румыния). Союзники ответили бомбардировкой Одессы с моря, а затем у Варны высадили 70-тысячный десант и блокировали Севастополь эскадрой почти из 100 кораблей, причем более половины из них были паровыми. Русский же флот насчитывал 26 кораблей, из которых 20 были парусными. Однако действия французского флота этим не ограничились: их эскадры двинулись к Балтийскому морю (на Свеаборг и Кронштадт), на Белое море (к Архангельску, Соловкам) и даже в Тихий океан (к Петропавловску-на-Камчатке).

К этому времени изменилось и отношение России к Австрии, Пруссии и Швеции, что заставило Николая держать на западе империи главные силы своей армии. На Дунайском театре военных действий из-за вступления Австрии в войну на стороне союзников русские войска оставили Молдавию и Валахию и отошли к Пруту. И только в Закавказье военное счастье по-прежнему сопутствовало князю В. О. Бебутову, который, командуя 18-тысячным отрядом, 24 июля 1854 года под Кюрюк-Дара разбил 60-тысячную турецкую армию, находившуюся под фактическим командованием английского генерала Р. Гюйона. После этого остатки турецкой армии отступили в Карс, и закавказский театр военных действий практически перестал существовать. Тогда союзники 2 сентября начали высадку еще одного десанта в Крыму. У Евпатории сошли на берег 62 000 английских, французских и турецких солдат и офицеров при 134 орудиях, навстречу которым командующий русскими войсками в Крыму А. С. Меншиков двинул 33 000 человек при 96 орудиях. 8 сентября противники сошлись на берегу реки Альмы. После исключительно упорного и кровопролитного сражения русские покинули поле боя и отступили к Бахчисараю, оставив без прикрытия Севастополь, чем сейчас же воспользовались союзники, осадив город с юга. 13 сентября 1854 года началась героическая 349-дневная оборона Севастополя, длившаяся до 28 августа 1855 года, по справедливости считающаяся одной из наиболее славных страниц в истории русской армии и флота.

Император и Крымская война

Николай с самого начала войны пытался руководить ее ходом на всех театрах военных действий, а когда началась осада Севастополя, то не было дня, чтобы он не отправил Меншикову одного-двух писем, в которых вникал во все мелочи кампании, проявляя детальное знание людей и обстановки. Император давал советы, как строить укрепления вокруг Севастополя, чем отвечать на бомбардировки города, как отражать штурмы. Проходило время, а Севастополь стоял нерушимо, хотя все новые и новые дивизии союзников высаживались в Крыму. Но и из России туда же непрерывным потоком шли войска.

Однако Николай чувствовал бесплодность своих усилий и метался, не зная, что предпринять. Зимой 1854 года он с Александрой Федоровной на время переехал в Гатчину, не желая никого видеть, и долгие часы проводил наедине с ней. Его тоска усугублялась тем, что императрица снова тяжело заболела, и врачи даже боялись за ее жизнь. А. Ф. Тютчева, бывшая вместе с царской четой в Гатчине, записала 24 ноября в дневнике: «Со времени болезни императрицы при мысли о возможности ее смерти несчастный император совершенно утратил бодрость духа. Он не спит и не ест. Он проводит ночи в комнате императрицы, и так как больную волнует мысль, что он тут и не отдыхает, он остается за ширмами, окружающими кровать, и ходит в одних носках, чтобы его шаги не были слышны. Нельзя не быть глубоко тронутым при виде такой чисто человеческой нежности в этой душе, столь надменной по внешности. Господь да сжалится над ним и да сохранит ему самое дорогое для него существо в ту минуту, когда у него уже все отнято». Очевидность того, что у Николая «уже все отнято» бросалась в глаза обитателям Гатчины. В тот же день Тютчева писала: «Гатчинский дворец мрачен и безмолвен. У всех вид удрученный, еле-еле смеют друг с другом разговаривать. Вид государя пронизывает сердце. За последнее время он с каждым днем делается все более и более удручен, лицо озабочено, взгляд тусклый. Его красивая и величественная фигура сгорбилась как бы под бременем забот, тяготеющих над ним. Это дуб, сраженный вихрем, дуб, который никогда не умел гнуться и сумеет только погибнуть среди бури».