Дни проходили однообразно, лишь изредка наблюдались смутные очертания земли к западу от нас, вокруг расстилалось море. Меня почти не волновало ощущение того, что я отправился в путешествие, которое может обернуться походом на Северный полюс. Эта главная цель, питавшая меня надеждой, казалось, существовала помимо меня. На переходе до Сиднея я был занят собственными мыслями. Мне вспомнились дни раннего детства, то странное честолюбие, которое снедало меня уже тогда, преодоленные трудности в жизни, все благоприятные обстоятельства, которые сопутствовали мне в этой экспедиции.
Из раннего детства — о нем у меня сохранились лишь смутные, легкие, словно всплески воды, воспоминания — я унес беспокойство, которое терзало мою неокрепшую душу, — стремление к чему-то неясному, неосознанному, к какой-то неведомой цели. Я полагаю, это было одним из проявлений мечтаний «туманной юности», что позднее преображается в стремление к достижению какой-нибудь эффектной цели. Мое детство не было счастливым. Еще ребенком я чувствовал какое-то неудовлетворение собой, и, как только во мне пробудилось сознание, я стал ощущать на себе давление словно удвоенного бремени: меня одолевали страсть к исследованиям (что позднее проявилось в странствиях) и нужда, необходимость сводить концы с концами. Я постоянно ощущал уколы жала бедности, которая мало того что мучает человека, словно перемалывая его своими неумолимыми жерновами, но может порой подстегнуть его — заставить поверить в собственные силы, толкнуть вперед, к достижению какой-нибудь удивительной цели.
Когда я был совсем маленьким, меня неумолимо манил к себе запретный для меня плавательный бассейн. Однажды, когда мне едва исполнилось пять лет, я почувствовал сильное искушение измерить глубину бассейна — и я бросился в воду, на самую середину, туда, где не мог уже достать дна, и чуть было не расстался с жизнью. Никогда не забуду этого. Я почти выбился из сил, зато научился плавать. С тех пор мне кажется, что я только тем и занимаюсь в жизни, что пытаюсь выплыть, борясь за свою жизнь.
Жалкая нищета и непосильный труд отметили мои школьные годы. После смерти отца я, совсем еще мальчишка, приехал в Нью-Йорк. Я торговал фруктами на рынке, копил деньги и не знал, что такое радости жизни. Те дни отчетливо встают в моей памяти.
Позднее я занялся бизнесом в Бруклине — продавал молочные продукты и на жалкие вырученные гроши изучал медицину.
В то время честолюбие, которое одолевало меня, не имело определенного направления. Только позднее, совершенно случайно, я нашел то, на чем оно сфокусировалось. В 1890 г. я закончил Нью-йоркский университет и был уверен (кто в молодости чувствует себя иначе?), что обладаю незаурядными качествами и исключительными способностями. Кабинет-приемная был должным образом оборудован, и мое беспокойство, связанное с быстрым исчезновением денег, улетучилось: стоит лишь обзавестись вывеской — и толпы пациентов наводнят приемную. Прошло шесть месяцев — ко мне обратились только трое.
Я вспоминаю, как просиживал в одиночестве длинными зимними вечерами. И вдруг, развернув однажды газету, я прочитал, что Пири готовит свою экспедицию 1891 г. в Арктику. Не могу объяснить своих ощущений — передо мной словно распахнулась дверь тюремной камеры. Я почувствовал первый, неумолимый зов Севера. Победить неизведанное, бросить вызов ледяной твердыне — вот что предназначалось мне, вот когда но-настоящему взыграл во мне тот самый импульс честолюбия, родившийся во мне еще в детстве, а может быть, еще до моего появления на свет, импульс, который так долго подавлялся, когда я умирал с голоду. Теперь страсти вздымались в моей груди неудержимой волной.
Я вызвался добровольцем сопровождать Пири в экспедиции 1891–1892 гг. в качестве хирурга. Принес ли я какую-либо ощутимую пользу — об этом сказано другими. [51] Note51 Об отзыве Р. Пири по поводу деятельности Ф. Кука в его экспедиции 1891–1892 гг. см. Предисловие, а также кн. Пири Р. По большому льду к северу. Спб., 1906, с. 405–406.
Только побывав в Арктике, можно понять ее очарование, то очарование, которое заставляет людей рисковать жизнью и, как я понимаю это сейчас, переносить неслыханные невзгоды вовсе не ради материальной выгоды. Арктика очаровала и меня. Когда «Брэдли» пробирался на север, я по-прежнему испытывал это чувство, а теперь, как это ни горько, расстался с ним.
В экспедиции Пири и последующих экспедициях, в которых мне довелось служить, я не получал ни цента.
Читать дальше