Роберт Конквест - Большой террор. Книга II.

7. Другие оценки носят аналогично обобщенный характер. Югослав Дедьер считает, что в 1936-38 годах было арестовано около 7 миллионов человек. [1057] 17. Dedijer, Tifo Speaks, p. 102. Авторханов-Уралов (в прошлом ответственный работник советского аппарата) считает, что в результате решений июльского пленума ЦК 1937 года было репрессировано не меньше 3 % населения, [1058] 18. Uralov, The Reign of Stalin, p. 157 (В «Посеве» эта глава не печаталась). т. е. свыше 5 000 000 человек.

Таким образом, все элементы нашей оценки (обработанные, разумеется, обобщенно и достаточно осторожно) приводят, хоть и без претензий на какую-либо точность, к цифрам такого порядка.

1. Что касается смертных приговоров, то осторожные наблюдатели считают, что «они не превышали 10 % от общего числа арестованных». [1059] 19. Beck and Godin, pp. 71-2. В выбранном наугад 471 случае ареста в период 1936-40 годов (материал дали эмигрировавшие затем родственники 2725 арестованных) оказалось 52 ставших известными смертных приговора, [1060] 20. Brzezinsky, The Permanent Purge, p. 108. т. е. 10–11 процентов. На установленное нами число арестованных это дает около 700 000 «законно» ликвидированных.

2. Советский автор сообщает в своих воспоминаниях, что в Лефортовской тюрьме в августе 1937 года расстреливалось по семидесяти человек в ночь. [1061] 21. Гинзбург, стр. 179. В первые пять месяцев 1937 года это число должно было быть значительно ниже, но, с другой стороны, зимой 1937-38-го дело было еще хуже, и мы, вероятно, не очень ошибемся, если примем итог в 40 000 на годы 1937-38. Такой итог дает по всей стране цифру около 800 000, если принять, что во всех остальных тюрьмах ликвидировано всего лишь в двадцать раз больше народу — что представляется осторожной оценкой, даже учитывая особые условия Лефортовской тюрьмы. К тому же областные управления НКВД получали время от времени распоряжения ликвидировать определенное число находившихся в их руках «врагов народа», — следовательно, ликвидировать в тюрьмах, а не в лагерях, находившихся в ведении ГУЛАГа. Так, например, бывший работник НКВД Владимир Петров рассказывает о телеграмме, которую он видел своими глазами и которая безусловно принадлежит к числу многих, рассылавшихся по всему Союзу, настолько обычен и формален был ее тон. Это была телеграмма Ежова начальнику управления НКВД во Фрунзе, в Киргизии:

«Вам поручено ликвидировать 10 000 врагов народа. Сообщите исполнение кодом». Форма ответа была такая:

«В ответ на ваше указание от… сообщаем ликвидацию следующих врагов народа». Следует список имен, снабженных порядковыми номерами. [1062] 22. V. and E. Petrov, Empire of Fear, p. 73–4. Аналогичный приказ Свердловскому управлению НКВД содержит цифру 15 000. Другой, направленный в небольшой городок недалеко от Новосибирска, — 500; местное НКВД имело, правда, в своих руках лишь сравнительно безобидных обвиняемых, и было вынуждено расстрелять в конце концов священников и членов их семей, всех, за кем числились критические высказывания, амнистированных бывших белогвардейцев и т. д. — иначе говоря, людей, которым давали обычно по 5 лет, а то и меньше. [1063] 23. Там же, стр. 74-5. Один пример такой бойни стал известен во всех подробностях. В 1943 году в Виннице, во время немецкой оккупации Украины, были вскрыты массовые захоронения, [1064] 24. Brzezinsky, pp. 108-9. они были обследованы, как и Катынские могилы, международной медицинской комиссией. Всего обнаружено больше 9000 трупов; все были убиты пулей в затылок, за исключением нескольких, у которых головы были размозжены прикладом или дубиной. Было осмотрено 1670 трупов. По всей видимости, этот расстрел имел место в 1938 году. В результате опознания, произведенного родственниками, установлено, что самый поздний срок ареста — июнь 1938 года. Трупы были захоронены практически в пределах города, в плодовом саду и на части кладбища, превращенного затем в городской парк. В данном случае риск раскрытия был явно выше обычного (предполагается, что для захоронения расстрелянных обычно выбирались более укромные места). И действительно, захоронение в Виннице обнаружилось потому, что многие жители города в свое время наблюдали подозрительные действия НКВД или слышали о них. Допустимо предположение — на него наводит и Катынь, — что другие аналогичные места убийства остались необнаруженными. (По выбору таких неудобных, как в Виннице, мест можно, впрочем, оценить свойственную НКВД в 1938 году наглую самоуверенность в обращении с населением).