В Фрин - Москва - Подольск - Москва

14. Сулимова Анна Афанасьевна, мать Володи. Ее отправили не в лагерь, а в ссылку, где она страшно бедствовала - по словам моей мамы, даже милостыню просила. В наше "дело" она попала, по-видимому, из-за того, что дома у них хранились драгоценности - приданое ее сватьи, матери Лены Бубновой. Та, говорили, до того как выйти за революционера, была замужем за кем-то из миллионеров Рябушинских. Ленину мать посадили заодно с Бубновым: драгоценности остались дочери. А Володина мать уцелела. Она вела хозяйство, изредка продавая по камешку: деньги нужны были - ведь война, цены на продукты бешеные. Будь Володькина воля, он бы живо разбазарил все богатство - проел и пропил бы вместе с нами. Но мама не позволила. Чекисты об этом знали и конфисковали драгоценности, не оставив на воле никого из Сулимовых. Просто и остроумно.

Наверное, нужно объяснить, почему Особое Совещание - ОСО - не стригло всех под одну гребенку: в нашем деле мера наказания варьирует - от 10-ти с конфискацией до ссылки.

Во-первых, даже для правдоподобия надо было выделить "террористическое ядро" - это те, кому влепили по червонцу.

Во-вторых, Левина, скажем, и Когана арестовали месяца на три-четыре позже, чем нас, главных. Они были морально подготовлены и не стали подписывать, как мы, все подряд. И восьмой пункт с них сняли.

В-третьих, за Мишу Левина и Нину Ермакову хлопотал академик Варга, бывший в большом фаворе у Сталина. Дочь Варги Маришка была ближайшей подругой Нины, а Мишина мать, член-корреспондент Академии Наук Ревекка Сауловна Левина, работала вместе с Варгой. К слову сказать, ее тоже посадили - несколько погодя, по так называемому "аллилуевскому делу". Ревекке Сауловне пришлось куда хуже, чем нам: на допросах ее жестоко избивали, вся спина была в рубцах. На свободу она вышла полным инвалидом, уже после смерти Сталина.

И еще - маленькое примечание к примечаниям. Я пишу по памяти и заранее приношу извинения за возможные неточности - в отчествах, названиях учреждений и т.п. Заодно хочу исправить чужую неточность. О нашем деле мне встречались упоминания в нескольких публикациях. И во всех - одна и та же ошибка: Володю Сулимова называют сыном "репрессированного в 37-м году председателя СНК РСФСР Дан.Ег.Сулимова". Но наш-то не Данилович, а Максимович. Его отец был работником не такого высокого ранга, как однофамилец, - но достаточно ответственным, чтобы удостоиться расстрела.

III. ПОСТОЯЛЬЦЫ

Я рассказывал о тех, кто на Лубянке сильно портил мне жизнь о следователях. Теперь очередь дошла до сокамерников, людях очень разных, которые, каждый по-своему, скрашивали мое тюремное житье. Начну с Малой Лубянки, с "гимназии".

После двух недель одиночки меня перевели в общую камеру - и сразу жить стало лучше, жить стало веселей. Моими соседями были бывший царский офицер, а в советское время - командир полка московской Пролетарской дивизии Вельяминов, инженер с автозавода им.Сталина Калашников, ветеринарный фельдшер Федоров, танцовщик из Большого Сережа (фамилию не помню, он недолго просидел с нами) и Иван Иванович Иванченко. Позднее появился "Радек"; с его прихода и начну.

Открылась с лязгом дверь и в камеру вошел низкорослый мужичонка. Прижимая к груди надкусанную пайку, он испуганно озирался: неизвестно, куда попал, может, тут одни уголовники, отберут хлеб, обидят. Это был его первый день в тюрьме.

- Какая статья? - спросил Калашников.

- Восьмая.

- Нет такой. Может, пятьдесят восьмая?

- Не знаю. Они сказали - как у Радека. Териорист, сказали.

Все стало понятно: 58-8, террор. Радеком мы его и окрестили. Настоящую фамилию я даже не запомнил - зато отлично помню его рассказ о первом допросе. По профессии он был слесарь-водопроводчик.

Привезли его ночью, и сразу в кабинет к следователям. Их там сидело трое. Один показал на портрет вождя и учителя, спросил:

- Кто это?

- Это товарищ Сталин.

- Тамбовский волк тебе товарищ. Рассказывай, чего против него замышлял?

- Да что вы, товарищи!..

- Твои товарищи в Брянском лесу бегают, хвостами машут. (Был и такой, менее затасканный вариант в их лексиконе). Ну, будешь рассказывать?

- Не знаю я ничего, това... граждане.

Второй следователь сказал коллеге:

- Да чего ты с ним мудохаешься? Дать ему пиздюлей - и все дела!

Они опрокинули стул, перегнули через него своего клиента и стали охаживать по спине резиновой дубинкой. Дальше - его словами:

"Кончили лупить, спрашивают: ну, будешь говорить? Я им:

- Граждане, может, я чего забыл? Так вы подскажите, я вспомню!