Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 3

А к середине XVII в. (при королеве Кристине) шведский двор стал уже местом встреч известных ученых, писателей и художников (в 50-е годы XVII в. тут жил философ Декарт). В письме к принцессе Елизавете из Стокгольма (1649), для которой он напишет трактат о страстях души, Декарт отмечал заметную склонность шведской королевы Христины к научным занятиям. Он писал: «Огромное рвение к наукам в настоящее время особенно побуждает ее заниматься греческим языком и собирать большое количество древних книг; однако в будущем она может и изменить этой привычке… Г-н Фрайнсхейм (немецкий филолог, профессор университета в Упсале, библиотекарь королевы Кристины) добился того, что Ее величество находит удобным, чтобы я появлялся при дворе лишь в часы, кои ей угодно будет предоставить мне для беседы с нею; таким образом, моя придворная служба не доставляет мне сильных забот, а это весьма соответствует моему настроению. В конце концов, несмотря на мое глубокое почтение к Ее величеству, я не вижу, чтобы что-нибудь было способно удержать меня в этой стране дольше, чем до будущего года». Таким обстоятельством стала смерть. Королева Кристина уговорила Декарта приехать в Стокгольм. Дальнейшая история визита такова. Скандинавская монархиня обладала ренессансным характером. С сильной волей, энергичная, королева настояла, чтобы Декарт учил ее философии (в 5 часов утра!). Этот нефилософский час подъема, глубокой ночью в шведскую зиму, оказался для него роковым (Б. Рассел). Тут он заболел и умер (1650 г.) Эта женщина обладала исключительно волевым характером. Процарствовав десять лет, она отреклась от престола в пользу своего кузена Карла Густава (1654), покинула Швецию и, приняв католичество, поселилась в Риме. Там же находится и ее могила. [7]

XVI–XVII века можно было бы назвать эпохой «величия Швеции». Маленькая страна держала в страхе и трепете всю Европу. Русский медведь еще только-только вылез из берлоги и приглядывался к берегам Балтии. Русское государство стремилось вырваться из тисков европейской изоляции. Но путь в Европу лежал через земли Ливонского ордена, Польшу, Великое княжество Литовское, Швецию. В ходе Ливонской войны (1558–1583) решить эту задачу не удалось. На том этапе русские вынуждены были вести оборонительные бои против Стефана Батория и шведов. Более того, по итогам Ливонской войны мы потеряли Копорье, Ям и Иван-город (единственный выход к Балтике). Заключенный между Россией и Швецией Столбовской мир (1617 г.) явился основой для монопольного господства Швеции в Прибалтике. К Швеции отошли многие земли (Ингерманландия, Карелия, Лифляндия, Курляндия, часть Литвы и польской Пруссии, Прибалтика). [8]

Разумеется, экономические и торговые интересы России и Швеции не могли не сталкиваться в этом регионе. По условиям договора не предусматривалась торговля русских людей в шведских городах. Шведским подданным стала невыгодна конкуренция русских торговых людей в розничной торговле, так как ранее шведы имели с нее хорошую посредническую прибыль. Одним из главных предметов русско-шведских переговоров на высшем уровне в 1646–1649 гг. как раз и стали условия торговли русских людей на территории Швеции. В свою очередь, и шведы выдвинули нам целый ряд претензий. Они жаловались, что в Новгороде и Пскове с них взимают повышенную пошлину. Послы утверждали, что таможенник взимает пошлину, «как ему любо», нарушая установленные правила. Уже тогда обмен денег у шведов («валюты») русские осуществляли не по рыночному, а по более низкому – принудительному и официальному курсу. Утверждалось даже, что, якобы, русские требуют выплаты долга, а когда швед не соглашается, его берут под стражу и бьют батогами. Русское правительство заявило, что дано распоряжение впредь «того остерегаться», чтобы шведским подданным «никакова дурна не было». Наша таможенная служба, обычное дело, частенько задерживала шведских купцов при их возвращении из торговой поездки «на рубеже», т. е. на границе, требуя от них «подарков» для пропуска за рубеж. Русское правительство дало распоряжение, чтобы шведов-купцов «пропущали безо всякого задержанья» и чтобы никто под страхом жестокого наказания не допускал обид и незаконных поборов. У русских претензий к шведам не меньше. Главный ряд претензий был связан с тем, что к середине XVII в. произошло резкое ухудшение условия торговли для русских подданных в Швеции и в прибалтийских провинциях. Наших купцов подвергали явной дискриминации: их гостиный двор был вынесен далеко за границы г. Риги, в версте от города, с них взимали повышенные пошлины, им не разрешалось торговать с крестьянами и купцами других шведских городов и с иноземцами, а в случае нарушения товары русских конфисковались. Купцов посылали по объездным и далеким дорогам. Судебные дела в Риге решались в пользу шведов, тогда как русским людям невозможно было добиться справедливого решения их судебного дела. Надо сказать, что если в Русском государстве условия торговли шведов все же обеспечивались специальным правительственным документом (грамотой 1618 г.), то в Шведском государстве аналогичного документа не было вовсе. А это ставило наших купцов в Швеции в более дискриминационное положение, нежели шведов в России. Число претензий, «обидных дел» росло с обеих сторон. Условия торговли для русских ухудшались. Все чаще от наших торговых людей слышалась жалоба, что «им де с товарам своим впредь в Ригу и Юрьев от таких их тягостей и неволи ездить невозможно». Все это, вместе взятое, и побудило Петра I приступить к решению важнейшей исторической задачи – «в Европу прорубать окно». [9]