Дмитрий Фурманов - Красный десант

Этот выстрел Чобота мы слышали с парохода и насторожились; предполагали, что завязывается перестрелка, что дозору удалось уйти, что враг примет живо какие-то новые меры.

Мы все стоим на верхней палубе и ждем... Вот-вот послышатся сигналы Кондры или Чобота. Но нет, ничего не слышно, на берегах могильное спокойствие.

Всю ночь до утра мы дежурили на верхних палубах. Все чудилось, что в камышах кто-то передвигается, что лязгает оружие, слышен даже глухой и сдержанный шепот-разговор. Здесь близко берега - и можно рассмотреть мутное колыхающееся поле прибрежных камышей.

- Как будто что-то... - начинал один, присматриваясь во мглу на берег и указывая соседу.

- А нет, - отвечал тот, - пустое...

Но потом, всмотревшись пристальнее, продолжал:

- А впрочем... Да, да... Как будто и в самом деле...

- Ты вот про то, что колышется, как штыки?

- Да, про них... Всмотрись... Только что это? - и здесь, смотри, и здесь, и дальше все те же штыки...

- Э, да ведь это все камыши, волнуются...

И отводили взоры от берега, но только на мгновение, а потом - опять, опять штыки, глухой и тихий разговор, стальное лязганье... Ночь полна страшных шорохов и звуков... Каждый силится остаться спокойным, но спокойствия нет. Можно сохранить спокойное лицо и голос, и движения, но мысль бьется лихорадочно, чувствительность обострена до крайности. Рассуждали о том, что надо делать, если вдруг из камышей откроется пулеметный огонь. А можно ведь ожидать и большего: там сумеют подкатить орудия и возьмут нас на картечь... Что делать тогда?

Предполагали разное. Только ясно было каждому, что тогда уж надежды на спасение мало: в узкой реке не повернуться неуклюжим судам, а идти вперед - значит, еще дальше просовывать голову в мертвую петлю. Но что же делать?

Соглашались на том, что надо быстро причалить к берегу, сбросить подмостки и вступить в бой...

Легко сказать - "вступить в бой". Пока подплывали бы к берегу неприятель всех мог перекосить пулеметным огнем: ему из камышей прекрасно видно, как на баржах вплотную, кучно расположились наши бойцы.

Они тоже не спали; теперь, когда отъехали от Славянской, уже в пути, командиры объясняли им предстоящую операцию со всеми ее трудностями и опасностями, которые только можно было предвидеть. Где уж тут было спать в такие ночи не до сна; глаза сами ширятся, и взоры вперяются в безответную тьму.

Прижавшись друг к другу, они во всех концах вели тихую прерывистую беседу:

- Холодно...

- Дуй в кулак - жарко будет.

- Дуй сам... Вот он как дунет - пожалуй, и впрямь отогреешься. - И красноармеец кивнул головою на берег, в сторону неприятеля.

- Близко он тут?

- Кто его знает... Говорят, везде по берегу ходит... Да вот тут, в камыше, лежит... Наши уехали искать...

- Кондра уехал?

- Он. Кому же? Все дыры тут знает...

- Парень - голова...

- Ну, куда ты... Мы с ним еще на ерманском были - три Георгия и тогда приплодил.

- Надо быть, нет никого - тихо что-то...

- Али тебе орать будут? Вот чикнут с берега - и баста.

- Нет, говорю - от Кондры ничего не слышно.

- Как же ты услышишь? Ироплан, што ли, прилетит?

- А что это иропланов, братцы, нет нигде?

- Как нет! Летают... Они за городом лежат, а летают, когда солнце чуть восходит - оттого и не видишь.

- Вот что... А отчего это они летают?

- Кто их знает; пару, надо быть подпускают.

- У тебя табачок-то с собой?

- Да курить нельзя; тебе же ротный говорил.

- И верно... А в кулак, - я думаю, - пройдет, не видно.

Запротестовали сразу три-четыре голоса. Курить не дали.

- Скоро подъедем?

- Куда?

- А где вылезать надо.

- Как станет - значит, и подъехали.

Такие короткие, сдержанные разговоры шли на всех баржах.

Один вопрос цеплялся за другой - часто совершенно случайно, от слова к слову...

Все так же тихо, почти бесшумно плыли во тьме караваны судов. На заре, когда еще густым облаком стоял тяжелый речной туман, первый пароход причалил к берегу... Одно за другим подходили суда и врезались в прибрежные камыши и высокую траву.

До станицы оставалось всего две версты. Зарослей на берегу не было, и открывалась широкая поляна, где удобно было разгрузиться и строить войска. Знатоки этих мест говорили, что более удобной пристани для разгрузки не найти, что эта поляна - единственная на всем протяжении от самой Славянской.

Живо побросали подмостки - и с удивительной быстротой все очутились на берегу. Лишь только вступили на твердую почву - вздохнули свободно и радостно: теперь - не на воде, теперь стрелки и всадники сумеют постоять за себя и даром жизнь не отдадут! Скатили орудия, свели коней. Командиры построили части. Во все концы поскакали разведчики. Нервность пропала и уступила место холодной серьезной сосредоточенности. Все делалось быстро, так быстро, что приходилось только изумляться. Бойцы понимали, как это было необходимо в такой обстановке.