Сергей Романовский: От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

«Правда выше России», – сказал Ф. Достоевский. И каждый деятель русской культуры своею жизнью доказал справедливость этой простой формулы.

Главная «правда» Л. Толстого – его «уход», В. Маяковского и А. Фадеева – пуля, М. Цветаевой – петля * * Марина Цветаева незадолго перед возвращением в СССР написала, что непосредственное соприкосновение с советской действительностью ни для кого добром не закончилось. Все за это заплатили: «Гумилев – жизнью, Есенин – жизнью, Кузмин, Ахматова, я – пожизненным заключением в самих себе». . И даже у тех, кто прожил внешне вполне благополучную жизнь, была своя «правда», своя судьба. Более приближенные к нам поколения – это советские писатели. Их судьбы как бы обобщают три возможных варианта контактов с властью: изначальная лояльность (А. Блок, В. Маяковский, Ю. Тынянов, О. Форш и др.), капитуляция перед силой (М. Горький, А. Толстой, Ю. Олеша и многие, многие другие) * * * А. Белинков в 1997 г. выпустил книгу под уничижительным названием «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша». Имя писателя выбрано не случайно, ибо «автор делает акцент на том, что Олеша – один из рядовых участников в повальном процессе оскудения советской литературы». А. Белинков свою позицию обозначил так: «Я написал книгу, в которой пытался рассказать о том, что советская власть может растоптать почти все, и делает это особенно хорошо, когда ей не оказывают сопротивления». И далее: «Я не люблю своего героя, потому что он не был третьей силой». За свою «правду» (не об Ю. Олеше, само собой) А. Белинков расплатился 13 годами лагеря. Вернувшись домой, он задумал своеобразную трилогию о наиболее характерных художниках слова каждого из трех уже отмеченных нами типов. Успел он осуществить только треть намеченного. Но и в книге об Олеше он-таки сказал еще об одной грани своей позиции: нельзя писать историю советской литературы, сострадая и оправдывая. Это – вариант попустительства, а не гуманности. Писать о таких, как Олеша, надо так, чтобы были ясны и мотивы их деяний, и подоплека их страха, и изнанка их предательства. Гений и злодейство, как показала реальная история, очень даже совместимы, как совместимы гений и малодушие, гений и трусость. Понятия эти лежат в разных плоскостях и, следовательно, есть линии их пересечения. Иначе, кстати, и быть не может, ибо злодейство и все прочие прелести всегда порождаются страхом за свой гений. *, непримиримая оппозиция (В. Короленко, А. Солженицын). Для поэта приемлема любая из этих судеб. Главное, чтобы она была. А. Ахматова как-то заметила об одном пишущем: «…какой же он поэт – без судьбы»? И была права.

Мысль эта преследовала А. Ахматову долгие годы. В одной из своих записных книжек она заметила: «У каждого поэта своя трагедия. Иначе он не поэт». В связи со своей «Поэмой без героя» А. Ахматова написала (для себя): поэма эта «огромная траурная, мрачная, как туча, – симфония о судьбе поколения и лучших его представителей, т.е. вернее, обо всем, что нас постигло. А постигло нас разное: Стравинский, Шаляпин, Павлова – слава, Нижинский – безумие, Маяков[ский], Есен[ин], Цвет[аева] – самоубийство, Мейерхольд, Гумилев, Пильняк – казнь, Зощенко и Мандельштам – смерть от голода на почве безумия и т.д. и т.д. (Блок, Хлебни- ков…)».

В судьбе каждого можно отметить и извивы весьма прихотливого свойства. Вот лишь три штриха.

… Б. Пильняк в начале 20-х годов написал «Повесть непогашенной луны», своеобразную аллюзию на таинственную смерть М.В. Фрунзе. Напечатали ее в 1926 г. В ней – прозрачный намек на причастность к этой трагедии И.В. Сталина. Подобную проникновенность вождь не прощал никому. В 1937 г. Б. Пильняка арестовали. Все его бумаги: книги, рукописи, письма к нему А. Платонова, М. Булгакова, А. Ахматовой, С. Есенина и др. – были сожжены тут же во дворе его переделкинского дома. Костер горел в течение двух суток.

… Н. Погодин принадлежал к числу весьма благополучных, маститых и обласканных властью драматургов. Его пьесы более 30 лет были в репертуаре большинства драматических театров страны. Ничего слаще советской власти для него не существовало. Но в начале 60-х его угораздило съездить с делегацией писателей в США. Вернувшись же домой Н. Погодин ушел в глубочайший запой, лечиться не стал (он был застарелым язвенником) и в 1962 г. умер.

А. Найман вспоминал, что когда судили И. Бродского, а затем отправили его в ссылку, А. Ахматова сказала: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял». А на вопрос о поэтической судьбе О. Мандельштама, «не заслонена ли она гражданской, общей для миллионов, ответила: ”идеаль- ная”».