Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Вывод же А. Гурвича об отсутствии качественной перестройки художественной системы «Сокровенного человека» и «Усомнившегося Макара» в контексте «ликвидации… политической беспечности» (И. Сталин) стал практически приговором для писателя. Так считает Н. Корниенко.

20 декабря 1937 г. Платонов через «Литературную газету» ответил Гурвичу. Его статья называлась «Возражение без самозащиты». Согласился, что творчество его никакого интереса для советского читателя не представляет.

Так о чем же тогда спорить? И на что рассчитывать?

Лев Гумилевский в своих воспоминаниях о Платонове заметил, что в довоенные годы с жалобами к Сталину, что их не печатают, затирают обращались многие: И. Эренбург, Ю. Слезкин, Н. Вирта, Б. Пильняк, М. Шагинян и многие другие. Платонов же никогда и ни с чем к Сталину не обращался. И ни одной печатной строки ему не посвятил.

Это не совсем так. В 1937 г., когда по-людоедски пышно отмечали 100-летие со дня смерти Пушкина, Платонов в журнале «Литературный критик» (№ 1) печатает статью «Пушкин – наш товарищ». В рукописи этой статьи ее концовка выглядела так:

«Мне пришлось недавно в школе слушать одно стихотворение Пушкина. Мальчик читал стихотворение по памяти, вот окончание стихотворения:

Мальчик ошибся в последней строчке. Учитель поправил ученика. “Надо – разум”, – сказал учитель. Мальчик, не поправившись, сел на место. Пушкин, несомненно, исправил бы само стихотворение – в духе “ошибки” ученика».

Хорошо, что у Платонова хватило такта не публиковать этот неприличный пассаж. Сталин для него действительно стал светочем, Солнцем. Это – не гипербола.

Платонов в конце 30-х годов (возможно, это связано с арестом его единственного сына-подростка, но скорее всего все же – нет, ибо только что приведенный текст он сочинил за год до этой личной его беды) вконец потерял чувство меры: он славословил и работу «органов» по разоблачению «врагов народа», готов был писать любую «правильную» глупость, лишь бы ее напечатали и познакомили с ней вождя.

А его недруги, напротив, видя эту слабость писателя, распалялись еще пуще. Самый низкий из них – критик В. Ермилов. Он попил кровушку многих писателей, не одного Платонова.

… В сентябре 1939 г. этот критик пишет Жданову донос на Платонова. Сообщает секретарю ЦК, что в критических статьях Платонова «совершенно откровенно проповедоваются взгляды, которые нельзя назвать иначе чем враждебные». Пишет он и Фадееву, зная, что у того уже давно отрос зуб на Платонова. Ему он докладывает, что «даже у таких людей, как В. Катаев, Е. Петров, не говоря уже о Рыкачеве, Мунблите, Усиевич, Ф. Левине, имеется нечто вроде культа Платонова. Благоговеют перед ним, как перед Фомой Опискиным?» (Герой «Села Степанчикова» Достоевского. – С.Р. ).

Это раздражает Ермилова. Подумать только: писатель не «нашего духа», а перед ним шляпу снимают, почитают его талант. А что читали? Ведь ничего не печатают.

Почти как сенсация была воспринята публикация рассказов Платонова «Бессмертие» и «Фро» в журнале «Литературный критик» (1936, № 8) да тоненькой книжицы «Река Потудань».

Затем – война. Годы страшные. Но для Платонова и счастливые. Он – штатный военный корреспондент «Красной звезды». Все время среди солдат. Много пишет. Главное – его печатают. Правда, в газетах. Но разве тогда это было важно? К тому же уже в 1942 г. напечатали отдельной книжкой небольшую часть его фронтовых рассказов.

В некоторых его рассказах о войне отчетливо заметно лицо уже, казалось бы, забытого Платонова – и во внимании к человеку, и в закрутке сюжета, и в языке. Он разглядел тему, никем до него не поднимавшуюся, – в общей победе гибнет отдельный человек ! Тема эта абсолютно никем не проработана и выглядит она даже сегодня и крамольной, и кощунственной, если угодно.

Дело тут не только в войне, как таковой. Платонов копнул глубже: если война поневоле сцементировала людей в цельный монолит, где не просматриваются отдельные личности (на уровне рядовых солдат, само собой), то и социализм также сплавил людей в единый монолит строителей «светлого будущего», причем сделал это через силу, затоптав души. Поэтому такой взгляд на войну у Платонова все из того же «Котлована», из «Чевенгура» да из «Впрока». Автор, как мы знаем, отрекся от этих вещей, а они сами заявили о себе в необычном, чисто платоновском, взгляде на войну.