Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

После смерти Ленина в СССР вдруг завязалась весьма оживленная дискуссия – а пролетарский ли писатель Горький, коли он «из мещан». И вновь одним из самых озлобленных оказался Маяковский. Горький взирал на всю эту возню с сожалением и обидой. Но он не забудет ни одного выпада по своему адресу.

Через несколько месяцев после смерти Ленина Горький написал о нем свои воспоминания. Их ему никто не заказывал. И тем не менее он прекрасно понимал, что на родине эти его воспоминания будут восприняты как своеобразное политическое заявление. И еще он понимал, что в значительной мере отношение к нему, да и финансовые его дела будут зависеть от того, какими окажутся его воспоминания о Ленине. Писал он их вдохновенно и быстро. Очерк получился прекрасным и был, как того и ждал Горький, по достоинству оценен в СССР.

Уехал Горький из Советской России, как мы помним, в 1921 г., а впервые посетил СССР в 1928 г. За эти годы его настроения , что применительно к натуре писателя, были тождественны его убеждениям, менялись многажды.

В одном из интервью, которое Горький дал еще в Германии вскоре после отъезда из России, он заявил: «Я не большевик, не коммунист, а наоборот, я сейчас борюсь с ними… Но в сегодняшней России советская власть – единственно возможная власть. Всякая другая власть скоро обернется хаосом и развалом». Это не только горьковские настроения. Так по окончании гражданской войны думали многие.

Когда же в ноябре 1922 г. в Германию прибыли высланные из СССР около 200 деятелей науки, культуры и литературы, Горький решил повременить с возвращением, хотя уезжал он «лечиться» на три месяца. Так он сам сменил свой статус временного высыланта на политического эмигранта.

В январе 1924 г. Горький сообщает Р. Роллану, что чувствует себя «человеком без родины, без отечества». И далее: «Я уже склонен думать, что в России мне пришлось бы играть странную роль – роль противника всех и всего».

Однако и года не прошло, а он уже слюбился с советской властью. 19 августа 1925 г. он пишет Е.Д. Кусковой: «Мое отношение к Соввласти определенно – кроме нее иной власти для русского народа я не вижу, не мыслю и, конечно, не желаю». И в том же письме, начисто забыв о том, о чем еще недавно писал Р. Роллану, Горький уверяет ее: «Разумеется, я никому и никогда не говорил: “в Россию не вернусь”. Почему бы это?… Наверное, поеду в Россию весною 26 года, если к тому времени кончу книгу» (Он работал над «Жизнью Клима Самгина»).

Отчего эти метания и явная непоследовательность? Вероятно, оттого, что после смерти Ленина Горький все более отчетливо стал чувствовать себя «устраненным соучастником» и это развилось у него в своеобразный комплекс. Ему захотелось увидеть самому и страдать от того, как всё там не так делается. Ан, нет. Не дали ему страдать.

Подоплека выманивания Горького из Италии была довольно простой. Как только Сталин почувствовал, что власть над страной и партией в его руках, он начал грандиозную экономическую революцию в гигантской стране: коллективизацию крестьянского труда, полную реорганизацию промышленности, т.е. невиданную перестройку на социалистический лад в его, Сталина, понимании всего народного хозяйства страны. Он предвидел сопротивление этому партийного и государственного аппарата на местах. Придется поэтому много пошуметь в прессе, раздавить саботажников и «врагов народа» на показательных судилищах. Ему был нужен авторитетный союзник. Нужен Горький!

Обстоятельную программу обольщения пролетарского писателя Сталин разработал лично, а ее реализацию поручил директору Госиздата А.Б. Халатову. Сталин хорошо изучил натуру писателя, поэтому сделал ставку на его безмерное тщеславие и привычку к безбедной жизни. Ну, а то, что в дальнейшем Горький заплатит по счетам, в этом вождь не сомневался.

Обставлено всё было тонко – так, чтобы Горький ничего такого не заподозрил. Друзьям было рекомендовано растравить ностальгические чувства писателя: посылать ему «русские» посылки – с икрой, грибами и т.п. Через подставные заказы Сталин регулярно снабжал писателя валютой. Горькому так же дали понять, что никто никогда не кольнет его стародавними «Несвоевременными мыслями». О них все внезапно забыли. И первым – Горький.

А когда почти один за другим подоспели два юбилея: 35-летие литературной деятельности Горького и его 60-летие, тут уж Сталин продемонстрировал всю широту своей кавказской щедрости: был создан специальный юбилейный комитет из весьма «высоких товарищей» – Н.И. Бухарина, М.П. Томского, А.В. Луначарского, И.И. Скворцова-Степанова, Я.С. Ганецкого, М.Н. Покровского, А.Б. Халатова и др. И хотя сам юбиляр был все еще в Сорренто, 35-летие его литературной деятельности все равно отметили, что особенно тронуло Горького.