Сергий Гаккель - Мать Мария

Раз в неделю на Лурмеле собирали и упаковывали эти посылки. В работе принимали участие жены и родственники заключенных. На следующий день О.А. Игнатьева отвозила посылки в Компьень: организация французского Красного Креста предоставила матери Марии грузовик для этой цели.

Комитет занялся также сбором пожертвований и раздачей пособий семьям заключенных. Сергей Федорович Штерн взялся продолжить такую деятельность в пользу всех преследуемых оккупантами. Со своей задачей он справился прекрасно[9].

В Компьенском лагере совершилось крещение Ильи Исидоровича Фондаминского. Он был евреем. Родился он в 1880 году от состоятельных родителей, правоверный иудаизм которых он уважал, но с юности уже не разделял. Еще в молодости он посвятил себя делу социализма и принимал деятельное участие в только что образовавшейся эсеровской партии. Принадлежность к ней заставила его эмигрировать в Париж как после революции 1905 года, так и после Октября. Этот человек бескорыстного великодушия и беспредельной доброты, который "никогда никому не читал наставлений, никогда ни от кого ничего не требовал [...], ничего для себя не хотел", был ближайшим другом основателей "Православного Дела". "Трудно сказать, кто на кого влиял больше - мать Мария на него, или он на мать Марию, - говорил Ф.Т. Пьянов. - Однако с уверенностью можно сказать одно: у них были одни и те же мысли, язык, идеал христианской любви [...], общая обращенность к страждущему миру и жертвенность. Еврей, в то время некрещеный, он переживал в Церкви то, к чему мы, традиционно православные, глухи".

Когда знакомые недоумевали, почему он не принимает крещения, он обычно ссылался на личное недостоинство. Возможно, что в его нерешимости некоторую роль играла и лояльность к еврейскому народу: "не болея особенно еврейскими проблемами, он не хотел разрывать связи с еврейским народом, прежде всего с кругом друзей, родных и близких, для которых религиозное и национальное были связаны неразрывно". Теперь настала пора эти препятствия преодолеть.

После всенощной под праздник Рождества Богородицы (20 сентября 1941 года) священник Константин Замбржицкий, настоятель Свято-Троицкого храма в Клиши, сам находившийся в заключении, крестил его в православной церкви, устроенной о. Константином в одном из бараков. По просьбе Фондаминского, крещение было совершено втайне. На следующий день немцы разобрали церковь. Праздничную литургию, на которой впервые причащался новопросвещенный Илия, пришлось служить в комнате священника. По свидетельству крестного отца, Ф.Т. Пьянова, Фондаминский был вдохновлен и радостен. "Я чувствую себя прекрасно, - писал он сестре, - и уже давно, давно не чувствовал себя таким спокойным, веселым и даже счастливым". Одному парижскому другу он писал, что он теперь готов на всё ("и на жизнь, и на смерть"); он познал, "что такое благодать".

Фондаминского вскоре после крещения перевели в местный госпиталь вследствие язвы желудка. Мать Мария могла его навещать. Был обдуман план побега через "свободную" зону Франции в США. Но Фондаминский решительно отказался от этого: он хотел разделить судьбу своих братьев, родных по плоти (Рим. 9:3). Как отметил Г.П. Федотов, "В последние дни свои он хотел жить с христианами и умереть с евреями".

В этом решении он был непоколебим. В августе 1942 года, накануне своей отправки на восток из лагеря Дранси, он также отверг второй, не терпящий отлагательства, план побега, в подготовке которого снова участвовала мать Мария. Характерно то, что в своем последнем письме к матери Марии, растрогавшем ее до слез, он прежде всего выразил заботу о том, чтобы его судьба не причинила боли друзьям: "Пусть мои друзья обо мне не беспокояться. Скажите всем, что мне очень хорошо. Я совсем счастлив. Никогда не думал, что столько радости в Боге". "Из такого теста святые делаются", - отметила мать Мария.

Всё было подготовлено к его побегу. Всё было в порядке. По задуманному плану его должны были переправить ночью из Дранси и устроить в относительно безопасном месте - парижском военном госпитале Валь де Грас. Вместо этого он был отправлен на гибель - добровольной жертвой - в Аушвиц/Освенцим[10].

В то время в Париже требовалось, чтобы русские эмигранты регистрировались у "своего" возглавителя Ю.С. Жеребкова, молодого нациста-эмигранта, недавно назначенного оккупационными властями на пост начальника Управления делами русской эмиграции во Франции: эмигрантам он выдавал удостоверения личности (в которых еврейская национальность отмечалась особо). Мать Мария и отец Димитрий были в числе тех, которые отнеслись с пренебрежением к жеребковским требованиям. Игнорируя их, они тем самым подвергались риску ареста со стороны гестапо: Жеребков грозил, что эмигранты, "которые должным образом не зарегистрированы [...] будут находиться на положении граждан СССР". Французская же полиция по большей части смотрела сквозь пальцы на нарушение этих правил.