Юрий Галенович - Россия и Китай в XX веке - Граница

"Довольно! Довольно! Довольно! В наших сердцах клокочет вся старая и новая ненависть! Мы не забудем о ней ни через сто, ни через тысячу, ни через десять тысяч лет. Мы обязательно отомстим. Сейчас мы не мстим только потому, что еще не пришло время мщения. Когда же настанет это время, мы сдерем с вас шкуру, вытянем из вас жилы, сожжем ваши трупы и прах развеем по ветру!

(Подписи:) Лю Цзиньшэн, Чжан Кайсюань, Чжоу Инъю. (Дата:) 20 августа 1966 г."

Это плоды воспитания в духе идеи Мао Цзэдуна о допустимости войны против нашей страны, о подготовке к ней. Мао Цзэдун полагал, что нужно пролитой кровью разделить наши народы и нации. Он во всем этом виноват. Он виновен и в начале стрельбы, и в том, что допустил войну в теории, и в подготовке населения Китая к войне. Все, что толкуется как усиление наращивания вооруженных сил нашей страны на границах с КНР, что происходило после событий на острове Даманском, - это реакция на поворот в наших отношениях, это сугубо оборонительные меры. С нашей стороны никогда не допускалась мысль о возможности первого удара по китайским позициям и вообще о широкомасштабных наступательных действиях.

В КНР на ситуацию смотрели, конечно же, по-иному. Прежде всего там исходили из того, что существуют противоречия между национальными интересами наших стран, противоречия по вопросу о границе, о территориях и их принадлежности, в частности, по вопросу договоров о границе. За исключением Нерчинского договора 1689 г., в Пекине договоры о границе считали "неравноправными"; хотя именно Нерчинский договор был подписан представителями нашей страны под военным давлением; тогда русские были вынуждены поступиться своей территорией.

В Пекине полагали, что "воля народа" - это выше "несправедливых" и "неравноправных" договоров. Себя же Мао Цзэдун и его коллеги по руководству считали единственными выразителями воли китайского народа. На самом деле это была позиция прежде всего самого Мао Цзэдуна, так как народ при нем своего слова сказать не мог, не имел такой возможности. Во всяком случае, мне представляется, что китайский народ, если бы ему дали возможность подумать, разобраться в ситуации и верно понять свои коренные интересы, безусловно, выступил бы за мир, против применения оружия в отношениях с нашей страной.

Мао Цзэдун внедрил у себя в окружении, в руководстве партии, затем в самой партии и в стране мысль о допустимости применения оружия в отношениях с СССР, мысль о допустимости войны против нашей страны. В этом его отличие от руководителей нашей страны, которые, при всех прочих равных условиях и их недостатках, такой мысли не допускали.

Мао Цзэдун хотел доказать и себе, и своей партии, и своему народу, и окружающему миру, в первую очередь США, что он и его государство полностью свободны и независимы от отношений с Москвой; более того, что в Пекине видят в Москве врага, военного противника. Мао Цзэдун считал необходимым сделать это в связи с тем, что главной задачей внешней политики в то время он полагал изменение характера отношений с Вашингтоном, вывод КНР в число собеседников США на межгосударственном уровне, выход Пекина на мировую арену как совершенно самостоятельной силы, которая играла бы там свою роль, имея продвинутые межгосударственные отношения с Вашингтоном и - новые, отстраненные отношения с Москвой.

Мао Цзэдуну нужен был неопровержимый аргумент, который стал бы последней гирей на той чаше весов, которая склонила бы руководителей и общественное мнение США в пользу отказа от взгляда на КНР как на марионетку Москвы и в пользу установления контактов и связей между Вашингтоном и Пекином.

Мао Цзэдун держал все нити руководства партией и государством в своих руках. Никто, в том числе и Линь Бяо, не мог отдавать приказы по таким вопросам, как применение оружия на границе, не получив санкции Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун одобрил все то, что произошло на острове Даманском в марте 1969 г. Более того, на уже упоминавшемся IX съезде КПК, где выступал с докладом Линь Бяо, Мао Цзэдун единственный раз за все время съезда встал и начал аплодировать после выступления делегата, которого тогда называли "героем боев" на острове Даманском, -военнослужащего Сунь Юйго. Мао Цзэдун демонстративно, на глазах у всего съезда партии, пожал руку Сунь Юйго.

Мао Цзэдун полагал, что главной цели он уже достиг.

Действительно, трудно переоценить значение того факта, что Мао Цзэдун разделил пролитой кровью себя и Москву. Именно после этого произошло изменение настроений и в США. Начиная с этого времени в США уже не смотрели на Пекин как на открытого или тайного, но союзника Москвы. Именно с этого момента в США полагали возможным начать новые отношения с Пекином, новые отношения двух мировых держав.