Нина Молева - Московские загадки

Улица очень московская и одновременно улица будущего – такой представилась американскому писателю Джону Риду Никольская, когда он увидел ее 10 ноября 1917 года во время церемонии похорон у Кремлевской стены тех, кто погиб в семидневных боях за власть Советов: «Весь долгий день до самого вечера шла эта траурная процессия. Она входила на площадь через Иверские ворота и уходила с нее по Никольской улице. То было целое море красных знамен, на которых были написаны слова надежды и братства, ошеломляющие пророчества… И вдруг я понял… Этот народ строил на земле такое светлое царство, которое не найдешь ни на каком небе, такое царство, за которое умереть – счастье».

Третьяковский проезд. 1880-е годы.

Иверская часовня.

О ней говорили всегда и продолжают говорить. Спорят и расходятся во мнениях. Ученые и простые любители истории. Кто она – царевна Софья? Кем была как человек и кем стала для России как правительница? Или, точнее, кем могла стать?

Слово современникам. Граф Невиль, представитель французского двора «короля Солнца», самого Людовика XIV, явившийся в Москву под видом польского посланника: «Эта принцесса с честолюбием и жаждой властолюбия, нетерпеливая, пылкая, увлекающаяся, с твердостью и храбростью соединяла ум обширный и предприимчивый». Сильвестр Медведев, один из первых русских просветителей, справщик и книгохранитель Московского печатного двора, – для него дорог в Софье, которую хорошо и близко знал, «чудный смысл и суждение неусыпным сердца своего оком» творить для русского народа. И еще особенность – «больше мужского ума исполненная дева».

Пройдет меньше ста лет, и в Амстердаме появится книга «Антидот», принадлежащая перу Екатерины II: «Надо отдать справедливость Софье, она управляла государством с таким благоразумием и умом, которое только можно было бы желать и от того времени, и от той страны, где она царствовала именами двух братьев». Еще более восторженно отзовется о царевне Вольтер в своей «Истории Российской империи времен Петра Великого: „Принцесса Софья ума столь же превосходного, замечательного, сколько опасного… возымела намерение стать во главе империи. Правительница имела много ума, сочиняла стихи на родном языке, писала и говорила хорошо, с прекрасною наружностию соединяла множество талантов; все они были омрачены громадным ее честолюбием“.

И, наконец, слова Н.М. Карамзина: «София занималась и литературой, писала трагедии и сама играла их в кругу приближенных. Мы читали в рукописи одну из ее драм и думаем, что царевна могла бы сравниться с лучшими писательницами всех времен…»

…Дочерей рождалось много. Так много, что царь Алексей Михайлович, которого благочестивейшая супруга Мария Ильична (так писалось тогда отчество «Ильинична») Милославская чуть не каждый год дарила ребенком, переставал их замечать. Конечно, полагались по поводу рождения царских детей благодарственные молебны, праздничные столы с богатыми подарками, пироги, которые раздавались поздравителям в знак особой царской милости. Но с дочерьми все быстро свелось к скупым пирогам. А когда родилась Софья, шестая по счету, был и вовсе нарушен порядок привычный. Имя ей не выбирали, а дали по той святой, чья память отмечалась в день рождения (и надо же – Софья Премудрость Божия!), и крестили не в Чудовом монастыре, как всех царевен, а в Успенском соборе, где венчались цари на царство (чем не предзнаменование!).

Царевна Софья.

Пресловутые теремные занятия не миновали Софьи. Показывали в кремлевском дворце Алексея Михайловича шитый ковер ее работы, разложенный на полу у царских кресел. Хранилось там и переписанное ею Евангелие с замысловатыми заставками, сложнейшими заглавными буквицами – полуписьмо, полурисунок. Впрочем, всеми этими видами мастерства владели и ее сестры, а тетка Татьяна Михайловна оставила по себе память как отличный портретист – кисти сестры царя принадлежит изображение патриарха Никона.

Но по-настоящему у Софьи другие увлечения. Как самую дорогую вещь дарит она из собственных покоев Василию Голицыну «шкатуну немецкую, под нею станок на 4-х подножках; в шкатуне 4 ящика выдвижных да цынбальцы, да клавикорды, а на верху шкатуны часы малые». Без клавесина – цимбал и клавикордов – трудно было себе представить жизнь. И еще книги. Много. Разных. Церковные – они были у всех, повести – они только появляются на Руси – и… труды по государственному устройству разных стран, разных народов. Софью не смущали иностранные языки. Она была знакома с латынью, свободно владела польским. И все эти черты широкой образованности смотрелись бы чудом, если бы не замечательный педагог-просветитель Симеон Полоцкий.