Владимир Костицын - «Мое утраченное счастье…» [Воспоминания, дневники]

Но, оказавшись в двусмысленном положении «своего среди чужих, чужого среди своих» (как, впрочем, и другие представители левой интеллигенции, не во всем согласные или вовсе несогласные с ленинцами), вчерашний большевик отвечал своим критикам: «Ренегат тот, кто присоединяется к партии после того, как она завоевала власть, а я, наоборот, отдав партии годы борьбы, годы тюрьмы и эмиграции, не гонюсь ни за властью, ни за почетом <���…>» (т. 1, с. 235). И хотя Стратонов жаловался, что Костицын «всегда не шел до конца» — «только до полпути» [14] Стратонов В. В. Указ. соч. Л. 267. , считая это едва ли не дефектом его характера, тот был далеко не робкого десятка, «находил в себе смелость возражать» (т. 2, с. 173) и, не страдая отсутствием мужества, ради дела готов был «сцепиться» (любимое выражение профессора!) с кем угодно из большевистских сановников.

Костицын «делал, что мог», оправдывал его академик В. И. Вернадский, «во всяком случае, с ним можно было говорить, и у него были большие коммунистические связи» [15] Вернадский В. И. Дневники: Март 1921 — август 1925 / Сост. В. П. Волков. М., 1998. С. 98. , хотя, являясь «когда-то persona grata в советской среде, „старым“ эмигрантом, левым», понятно, и «шел на всякие уступки» [16] См.: «Из разговоров с Владимиром Александровичем Костицыным». Страничка из дневника В. И. Вернадского 1923 года / Публ. и коммент. М. Ю. Сорокиной // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. СПб., 2015. Вып. 19. С. 50. . Но, в отличие от «старорежимных» профессоров (например, того же Стратонова), относившихся к ленинским «узурпаторам» если и не откровенно враждебно, то по крайней мере оппозиционно, Костицын никогда не отказывался от своего революционного прошлого и, критикуя изъяны большевистской политики, относился к советской власти вполне сочувственно. Изголодавшись по «созидательной работе», он с радостью отдавал «свои силы и свой труд» новой России [17] Помимо административно-преподавательской и редакторской работы, докладов на конференциях и т. д., Костицын регулярно публиковал научные и научно-популярные статьи и брошюры по математике, астрофизике и геофизике; в анкете от 24 сентября 1925 г. он указывал, что имеет «свыше 30 печатных трудов и свыше 100 рецензий и заметок» (ГАРФ. Ф. А — 2306. Оп. 49. Д. 1353. Л. 2). , но хотел, чтобы «это было не зря и не впустую» (т. 1, с. 235). Именно поэтому в январе — феврале 1922 г. Костицын стал одним из инициаторов и руководителей профессорской забастовки, едва не закончившейся для него высылкой за границу, и, не страдая чинопочитанием, постоянно «воевал» с начальством.

В связи с арестом Стратонова, по предписанию ГПУ подлежавшего немедленному увольнению со службы, 24 августа правление 1-го МГУ поручило Костицыну временно исполнять обязанности декана [18] См.: ЦГА Москвы. Ф. Р — 1609. Оп. 1. Д. 531. Л. 73. . На заседании факультета 13 сентября последовала лаконичная резолюция: «Принять к сведению» [19] Там же. Д. 587. Л. 14. , а на проходивших в декабре организационных собраниях кандидатуру Костицына поддержали 14 из 15 предметных комиссий (на каждой кафедре существовала своя) [20] По декрету Совнаркома РСФСР от 3 июля 1922 г. дела, касавшиеся одной или нескольких родственных дисциплин, находились в ведении предметной комиссии, включавшей как всех научных работников (профессоров, преподавателей, научных сотрудников), принимавших участие в их преподавании, так и представителей обучавшихся по этим дисциплинам студентов («в количестве, равном половине научных работников»); предметная комиссия избирала председателя (из числа профессоров), его заместителя и секретаря, составлявших ее бюро, которое утверждалось правлением вуза (см.: Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства (далее — СУ). 1922. № 43. Ст. 518). ; за альтернативную кандидатуру астронома С. Н. Блажко высказалась только одна — по кафедре физики. Оба кандидата и секретарь деканата В. А. Карчагин выдвигались также в президиум факультета, но с этим не согласились представители «красного студенчества», заявившие, что выборы проходили «под давлением решения предварительного частного совещания профессорской курии», организации которого содействовал Костицын. Собравшийся 18 декабря пленум студенческих фракций предметных комиссий отвел кандидатуры Костицына и Карчагина, мотивируя это тем, что они «всячески тормозили» проведение в жизнь Положения о высших учебных заведениях, которое утвердил Совнарком, «соответствующими выступлениями в профессорской и преподавательской курии, оказывая давление на инакомыслящих», и не заботились о «рабоче-крестьянском составе студенчества» и «классовом приеме», напротив, «было сделано все, чтобы эта задача не осуществилась». Пленум «от имени всего студенчества» потребовал не утверждать предложенный список и назначить перевыборы [21] ЦГА Москвы. Ф. Р — 1609. Оп. 1. Д. 588. Л. 1–3. .