Евгений Тарле - Бородино

Бородинская битва навсегда осталась в памяти русского народа как один из великих его подвигов, а во всемирной истории - как одно из самых ярких и могучих наглядных выявлений гигантских нравственных и умственных сил, таящихся в России и с непреодолимой мощью подымающихся на агрессора и насильника, оскорбляющего русскую честь и покушающегося на целостность и неприкосновенность русского государства.

«Двенадцатый год был великою эпохою в жизни России. По своим следствиям, он был величайшим событием в истории России после царствования Петра Великого. Напряженная борьба насмерть с Наполеоном пробудила дремавшие силы России и заставила ее увидеть в себе силы и средства, которых она дотоле сама в себе не подозревала» 1. Так судил знаменитый русский демократ и революционный мыслитель Белинский.

Вспомним только, каково было соотношение сил между наполеоновской всеевропейской империей и Россией в тот момент, когда Наполеон вторгся в русские пределы. Ведь в данном случае приходится считать не только те примерно 600 тысяч вооруженных людей, которых в разное время в 1812 г. Наполеон ввел в Россию, а также и то, что у него было в резерве. В резерве же у него были беспрекословно ему повиновавшиеся силы, стоявшие гарнизонами и в самой Франции, и в Италии, и в германских странах, прямо или если не формально, то фактически ему подчинявшихся (Рейнский союз. Вестфальское королевство его брата Жерома Бонапарта, Саксония - его союзника короля Фридриха-Августа, Бавария - другого его союзника и Польша-«Герцогство варшавское» и т. д.). Наконец, весной 1812 г. французскому императору удалось (без труда) заставить Австрию и тот обрубок территории, который он оставил по Тильзитскому миру Пруссии, вступить с ним в военный договор и обязать их принять участие в готовящемся нападении на Россию. При этом Австрия и Пруссия и сами желали победы Наполеона и ждали от него «великих и богатых милостей», а прусский король, во имя спасения которого от Наполеона русским войскам пришлось в 1806-1807 гг. пролить столько крови, теперь низкопоклонно выпрашивал уже наперед у французского императора русскую Курляндию в случае победы. И войска Австрии и Пруссии принимали затем активное участие в нашествии.

Фактически вся континентальная Европа шла на Россию под водительством замечательнейшего западноевропейского полководца. «Не вся-ль Европа тут была? А чья звезда его вела?» - сказал об этом Пушкин. В «звезду» так долго непобедимого императора верила не только его «старая гвардия», завоевавшая под его начальством впервые Италию и Египет, а потом сокрушившая почти всю Европу, но и широкие слои европейского общества, со страхом следившие за счастливым насильником, за этим сказочным «царем Дадоном», который

Пушкин под Дадоном понимал тут именно Наполеона.

Мало кто верил, что ненасытный завоеватель остановится, пока на континенте Европы существует хоть одна самостоятельная, независимая от его воли держава,- и еще меньше было на Западе тех людей, которые надеялись на то, что Россия устоит в «неравном споре». Материальное могущество наиболее развитых торгово-промышленных стран континента было также в полном распоряжении Наполеона. Мудрено ли, что Наполеон уже с конца 1810 г. неустанно готовился к нападению и изобретал один предлог за другим, чтобы сделать столкновение совершенно неизбежным. Придирки и провокации Наполеона были так искусственны, так наглы, так кричаще несправедливы, что в самой Франции не только в рабочем классе, но и в буржуазии и даже среди приближенных сановников и генералов, среди любимейших маршалов не могли уразуметь, зачем император так неуклонно стремится создать новую катастрофу, быть может, величайшую из всех, виновником которых он до той поры являлся. В разгаре войны, в Витебске, Наполеону пришлось выслушать от главного интенданта своей армии смелые слова: «Из-за чего ведется эта тяжелая и далекая война? Не только ваши войска, государь, но мы сами тоже не понимаем ни целей, ни необходимости этой войны… Эта война не понятна французам, не популярна во Франции, не народна»,- так заключил граф Дарю.

Вот с этого и нужно начать, когда мы хотим понять, почему Россия одолела всесильного врага, почему «равен был неравный спор». В России война стала с начала ее и понятной, и популярной, и