Александр Звягинцев - От первого прокурора России до последнего прокурора Союза

А. Я. Вышинский был одним из немногих советских прокуроров, который не только не чуждался судебной трибуны, но и любил ее, с наслаждением выступал в судебных процессах, чувствуя на них себя уверенно и непринужденно. В этом отношении с ним мог бы соперничать только другой прирожденный оратор — Н. В. Крыленко. Все прокуроры до Вышинского и после него (за исключением Р. А. Руденко) особенно не жаловали судебную трибуну.

Вышинский не только сам много выступал, причем на самых громких процессах, но и требовал того же от своих подчиненных. «Прокурор, не выступающий в суда х первой инстанции, не прокурор», — говорил он.

Одно из самых известных дел (не относящихся к числу политических), в котором участвовал А. Я. Вышинский уже как Прокурор Союза ССР — это дело по обвинению бывшего начальника зимовки на острове Врангеля К. Д. Семенчука и каюра С. П. Старцева в убийстве доктора Н. Л. Вульфсона. Оно было возбуждено в конце 1935 года, и расследование по нему проводил следователь по важнейшим делам Л. Р. Шейнин. В свое время это дело подавалось как некий «образец» использования косвенных доказательств в уголовном процессе. Слушалось оно Верховным Судом РСФСР с 17 по 23 мая 1936 года. Подсудимые были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны. (В настоящее время они реабилитированы.)

Обвинительные речи, подобные той, которую произнес Вышинский по делу Семенчука и Старцева, создавали ему довольно широкую известность. Однако во всем мире его знали только как «прокурора московских процессов». В 1936–1938 годах он выступил по целому ряду крупных политических дел. Среди них дела «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра», «Московского параллельного антисоветского троцкистского центра», «Антисоветского правотроцкистского блока». Об этих делах, методах ведения «следствия» по ним, о «выбивании» признательных показаний у обвиняемых, а затем и у подсудимых, чудовищных фальсификациях и подлогах, а также о роли во всем этом «главного сталинского инквизитора» Вышинского написано достаточно много. Все эти дела в настоящее время пересмотрены, приговоры по ним отменены, а проходившие по ним лица реабилитированы (за исключением Ягоды).

Надо сказать, что речи А. Я. Вышинского по политическим делам ничего общего не имеют с обычными судебными речами государственных обвинителей, где требуется скрупулезный анализ доказательств, изобличающих виновных лиц. Андрей Януарьевич не утруждал себя глубоким исследованием вины подсудимых. Он только придавал своим речам публицистический характер и угодную властям политическую окрасу. И в этом он преуспел. А что касается предоставления суду доказательств, то этого тогда вовсе и не требовалось, так как приговоры фактически были уже предрешены, и даже не Вышинским. Он был в этих процессах только «рупором» Сталина и его окружения. Речи А. Я. Вышинского по политическим делам не выдерживают никакой критики, ни с точки зрения юридической, ни с точки зрения нравственной. Они не только не содержали крепкой доказательственной базы, но и были наполнены грубыми, оскорбительными выражениями, что является совершенно недопустимым для речей прокуроров. Он называл подсудимых «бандой презренных террористов», «взбесившимися псами», которых «надо расстрелять всех до одного», «холуями и хамами капитализма», «оголтелыми контрреволюционными элементами», «чудовищами», «проклятой помесью лисы и свиньи» (о Бухарине), «погаными псами», «проклятой гадиной» и другими бранными выражениями.

В бытность Вышинского Прокурором Союза ССР повальные аресты производились и среди руководящих прокурорских и судебных работников. Властям всюду мерещился пресловутый «правотроцкистский контрреволюционный» и даже «террористический» заговор. Военная коллегия Верховного суда СССР и Особое совещание при НКВД СССР едва успевали рассматривать такие дела. Они пропускали через свои жернова одного за другим бывших коллег-юристов. Многие процессы заканчивались трагически для их участников. Смертная казнь была наиболее распространенной мерой наказания по такого рода делам. Слово «коллега» не являлось каким-либо смягчающим вину обстоятельством. С ними поступали не менее бесчеловечно, чем с другими подсудимыми.

По имеющимся данным, на начало 1993 года было выявлено 280 репрессированных прокуроров и следователей, из них 90 человек расстреляны. Наиболее жестокие преследования осуществлялись в те годы в отношении прокуроров республик, краев и областей. 44 из них были арестованы и осуждены, причем 23 — к высшей мере наказания, а 17 — отправлены в лагеря, где отбывали длительный срок. Впоследствии трое из них умерли, а один — покончил жизнь самоубийством. В числе репрессированных (в том числе и расстрелянных) были и женщины-прокуроры. Все прокуроры, чьи дела проверены, в настоящее время реабилитированы.