Array Array - Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ

Сходным образом, южная миграция ближневосточного домашнего скота в Африке была полностью или частично приостановлена климатическими условиями и тропическими заболеваниями, особенно переносимым мухами цеце трипаносомозом. Лошади так и не прижились на континенте южнее западноафриканских королевств, расположенных к северу от экватора. Продвижение крупного рогатого скота, овец и коз затормозилось на северных границах равнины Серенгети на две тысячи лет, понадобившихся для развития новых форм хозяйствования и новых пород животных. В Южную Африку вся эта живность попала лишь в первые два столетия нашей эры — примерно восемь тысяч лет спустя после своего одомашнивания в регионе Плодородного полумесяца. Свои трудности были и у южной миграции тропических африканских культур, которые проникли на юг континента вместе с африканскими земледельцами банту сразу вслед за ближневосточным домашним скотом. Несмотря на это, они так и не смогли преодолеть южноафрикан­скую реку Фиш — естественный рубеж средиземноморской зоны, к условиям которой они не были адаптированы.

Результатом стала хорошо нам понятная очередность событий последних двух тысячелетий южноафриканской истории. Некоторые из коренных койсанских народов (иначе известных как готтентоты и бушмены) освоили разведение скота, но не приняли земледелие. К северо-востоку от реки Фиш их постепенно сменили численно превосходящие африканские аграрные племена, южная экспансия которых как раз у этой реки остановилась. Только когда в 1642 г. на юг Африки по морю прибыли европейские колонисты, завезшие ближневосточный набор культур, в местной средиземноморской зоне наконец появилось свое земледелие. Именно столкновениям между всеми этими народами Южная Африка обязана трагедиями своей современной истории: стремительным и резким сокращением численности койсанских народов, причинами которого были европейские патогены и огнестрельное оружие; столетием войн между европейцами и африканцами; еще одним столетием расового угнетения; препятствиями, которые стоят сегодня на пути белых и черных, ищущих способ ужиться друг с другом на бывших койсанских землях.

Теперь сравните легкость распространения доместикатов в Евразии с трудностями их миграции вдоль северо-южной оси двух Американских континентов. Расстояние между Мезоамерикой и Южной Америкой — конкретно, допустим, между мексиканским высокогорьем и Эквадором — составляет всего лишь 1200 миль, то есть примерно столько, сколько в Евразии отделяет Балканы от Месопотамии. На Балканах имелись идеальные условия для выращивания большинства месопотам­ских культур и домашних животных, и местное население получило доступ к этому сельскохозяйственному комплексу в пределах двух тысячелетий после его формирования в регионе Плодородного полумесяца. Столь скорое проникновение сделало ненужным доместикацию тех же самых и родственных видов на Балканах. Высокогорная Мексика и Анды сходным образом были бы вполне пригодны для многих культур и домашних животных друг друга. Некоторые культуры, главной из которых была мексиканская кукуруза, и в самом деле сумели проделать путь между двумя регионами в доколумбову эпоху.

Однако другие культуры и домашние животные не смогли преодолеть расстояние между Мезоамерикой и Южной Америкой. Прохладный климат мексиканского высокогорья сделал бы их идеальным местом для выращивания лам, морских свинок и картофеля, которые все были одомашнены в прохладном климате Анд. Однако на пути северной миграции этих андских доместикатов непроходимым препятствием стали низменные территории Центральной Америки. На протяжении пяти тысячелетий после одомашнивания ламы в Андах ольмекам, майя, ацтекам и другим коренным народам Мексики пришлось существовать без вьючных животных и без мяса каких-либо других домашних млекопитающих, кроме собак.

Точно так же разводимые мексиканцами индейки и окультуренный на востоке Соединенных Штатов подсолнечник замечательно прижились бы в Андах, однако их южная миграция была остановлена разделяющими эти регионы тропиками. Какие-то 700 миль по оси север—юг мешали мексиканской кукурузе, тыквам и фасоли достичь юго-запада США на протяжении нескольких тысячелетий после их окультуривания в Мексике, а мексиканские виды красного перца и семейства маревых так и не преодолели это расстояние в доколумбову эпоху. Тысячелетия после первичной доместикации кукурузы в Мексике она не могла распространиться севернее, на восток Северной Америки, из-за преобладающего здесь более прохладного климата и более короткого периода вегетации. Где-то между началом и 200 г. н. э. кукуруза наконец появилась на востоке США, но лишь в качестве второстепенной культуры. Лишь после 900 г., когда уже были выведены зимостойкие сорта кукурузы, адаптированные к северному климату, началось интенсивное возделывание кукурузы, которое со временем обеспечило расцвет самого сложного из коренных североамериканских обществ, так называемой миссисипской культуры, недолговечный расцвет, прерванный появлением европейских патогенов, завезенных Колумбом и его последователями.