Юрий Фельштинский: Архив Троцкого (Том 3, часть 2)

Один из организаторов московского восстания в октябре 1917 г., тов. В. М. Смирнов приговорен к тюремному заключению за 5-минутное опоздание на регистрацию в ГПУ.

Комсомолец т. Грязнов, сосланный в глухое село Тобольского округа, лишен пособия и фактически обречен на голодную смерть.

Тяжелобольных: старейшего большевика, политкаторжанина Виленского-Сибирякова, руководителя КИМа тов. Вуйовича и многих других сослали в места, где отсутствует достаточная медицинская помощь и не разрешают даже кратковременной отлучки с места ссылки (Крайний Север), для лечения.

Эти примеры бессмысленных издевательств, нелепых жестокостей и тупого бюрократизма — только малая часть того, что происходит в действительности.

Бессовестно лжет тот, кто говорит, что такая политика вызывается интересами Советской страны. Наоборот, она подрывает авторитет СССР в глазах всего мирового пролетариата. Она отталкивает рабочих, которые вместо классовой политики видят поблажки арестованным спекулянтам и жестокую расправу с рабочими-большевиками.

Нынешнее руководство помиловало шахтинских контрреволюционеров на том основании, что они-де еще принесут пользу Советской Власти, хотя совершенно непонятно, в чем проявится полезность этих предателей.

В то же время сотни большевиков, которые действительно понадобятся в тяжелый момент и партии и рабочему классу, которые, не в пример единогласно голосующим чиновникам, грудью станут защищать СССР от врагов, 90% ссыльных, либо подпольщики, либо участники гражданской войны,— эти большевики обречены на медленное умирание в далекой ссылке.

Милости — шахтинцам и расправа с большевиками-ленинцами — вот линия нынешнего руководства.

Это линия, сползающая с пролетарских позиций. Эта линия ведет к термидору. Революционный рабочий должен напрячь все силы в борьбе против этой гибельной линии.

Требуйте прекращения бессмысленных издевательств и репрессий. Требуйте возвращения ссыльных большевиков.

Вологда, 2 октября 1928 г.

Дорогой Карл Бернардович!

Как писал уже в открытке тотчас по получении Вашего письма от 16/IX, я тоже смеялся, читая Ваше письмо. Да и как не смеяться. Вы объявляете меня противником реформы и сторонником... второй революции. Я уже писал Вам в открытке, что это так же основательно, как и обвинение нас с Вами в социал-демократизме. Впрочем, давайте сначала устраним то, что основано на недоразумении.

Вы пишете, будто я ссылаюсь на неизвестное Вам письмо нашего друга к Л[ьву] Д[авидови]чу, которое я определяю как «пятаковское с оттеночком сафаровщины». В конце письма Вы возвращаетесь к этому же вопросу, заявляя, что «на основе критики» нельзя «в дальнейшем болтать о подготовке пятаковщины».

Если бы Вы прочли более внимательно то, что я писал, то в Вашем письме не было бы таких строк. В самом деле. Я писал Вам: «Вы совершенно справедливо говорили о влиянии децистов в нашей среде. Верно, это есть, как есть у нас и влияние пятаковщины и даже сафаровщины. А Вы, как будто, этого не замечаете. Я допускаю, что когда Вы писали свое письмо, то Вам не все было известно по этой части. Теперь-то Вы, надеюсь, осведомлены о настроениях Ищенки, Теплова, Серебрякова, а главное, знаете наверно, что наш известный и влиятельный друг[446] прислал Л[ьву] Д[авидови]чу [Троцкому] письмо, по оценке Л.Д.[Троцкого] «совершенно предпятаковское с оттеночком сафаровщины».

Таким образом не я оцениваю письмо нашего друга как пятаковское, а Лев Дав[идович], и притом не как пятаковское, а как предпятаковское. Ввиду важности вопроса я приведу более расширенную цитату по этому вопросу; Лев Дав[идович] пишет А. Г. Белобородову: «...От нашего приятеля... получил я из Москвы неслыханное письмо, совершенно предпятаковское с оттеночком сафаровщины. Меня даже слегка стошнило...»

«Письмо мое от 9/5 писалось так, чтобы дать ему возможность отступить без полемики. Возможно, что это была ошибка, истолкованная им как «колебание». Во всяком случае, он зашел далеко...»

К сожалению, письма этого у меня нет, и я не могу указать даты; приведенное же выписано из письма тов. Белобородова.

Согласитесь, дорогой друг Карл Бернардович, что Вы зря подозревали меня, если не в распространении неверных сведений, то скороспелых и легкомысленных выводов. Я достаточно уважаю того, о ком идет речь, чтобы распространять о нем сплетни. Я бы не стал даже затрагивать вопроса, если бы сведения не исходили из столь авторитетного источника. Да, наконец, я бы не стал распространять сомнительных сведений и в силу политической вредности этого. Скажу больше. Даже об этом документально мне известном факте я до сих пор сообщил только Вам и Льву Семеновичу. По этим же соображениям я намеренно ничего не писал Вам и Леониду Петровичу, несмотря на то, что после личной беседы с ним мне стало ясно, что он уже отошел от нашего движения, по крайней мере, на данной стадии. Как видите, я в этих вопросах очень лоялен (может быть, даже больше, чем следует).