Роберт Темпл - Мистерия Сириуса

Для тех, кто попытается отыскать древнюю столицу колхов, я хочу привести одно из интересных описаний этой местности: «Они достигли широкого устья Фасиса там, где кончается Черное море, <���…> и затем поплыли вверх по этой могучей реке, берега которой покрывались пеной от движения «Арго». Слева от них возвышались величественный Кавказ и город Ээя, справа лежала долина Ареса и священная роща этого бога, где гигантский змей охранял руно, таясь в густых ветвях дуба». (Дуб и роща — еще один намек на Додону. Ниже мы увидим, почему это так важно.)

Возвращаясь к вопросу о датах (и приняв во внимание слова Гомера о «знаменитом «Арго»), вспомним, что мы узнали выше о близком подобии шумерской и египетской астрономических моделей мира. Я отмечал тогда, что вавилонские таблички относятся ко второму тысячелетию до нашей эры, давая, таким образом, верхний предел для датировок. Что касается египетских звездных часов, то к первому тысячелетию до нашей эры они уже претерпели значительные изменения (в частности, вместо десятидневной недели была введена пятнадцатидневная), и древняя традиция начала приходить в упадок.

Исходя из этого, можно сделать вывод, что для Египта, как и для Шумера, соответствующие даты не выходят за границы второго тысячелетия до нашей эры. Пользуясь одним из излюбленных выражений ученых-физиков, можно сказать, что по порядку величины они сравнимы с вероятной датой заселения Колхиды египтянами-колонистами в период правления Рамзеса II. Такое совпадение никак не может быть случайным! Мы должны согласиться с тем, что знания о Сириусе распространились по Средиземноморскому региону не позднее 1200 г. до н. э. — даже независимо от того, каков был их источник.

По-видимому, не случайно события эти примерно совпадают по времени с концом минойского владычества в Средиземном море. Мне представляется очевидным (и имеющим прямое отношение к распространению знаний о Сириусе) тот факт, что после распада минойской державы, центром которой был остров Крит, египтяне и жители Ближнего Востока вышли на просторы Средиземного моря, заполняя тем самым вакуум, оставшийся после гибели минойского флота. (Альтернативное, но довольно сомнительное предположение сводится к тому, что сами минойцы принесли свою культуру в разные районы Средиземноморья, куда они бежали после катастрофы; я, однако, не верю, что они явились единственным источником знаний о Сириусе.)

Свидетельства того, что гибель минойской культуры была связана с извержением вулкана Санторин, на мой взгляд, очень убедительны. Ф. Мац в работе «Минойская цивилизация в ее расцвете» пишет: «Мирный переход власти на Крите от минойцев к микенцам объяснить весьма трудно». Вовсе нет — если предположить, что минойскую цивилизацию привели к упадку вулканические извержения. У минойских городов отсутствовали оборонительные укрепления. На своем острове минойцы, похоже, рассчитывали в основном на мощь своего флота, который был в состоянии разгромить любого врага. Точно так же во времена классической Греции спартанцы обходились без крепостных стен, полностью полагаясь на мощь своей армии. По суше достичь Крита было невозможно, а на море минойцы имели подавляющий перевес над любым возможным противником. Таким образом, у себя дома они находились в полной безопасности. Предположение о катастрофическом извержении на Санторине (Фере) — небольшом вулканическом острове, лежащем в ста километрах от Крита, — подтверждается, в частности, тем, что его жители были эвакуированы первыми, за несколько лет до того, как погибла вся минойская цивилизация.

Рассказ Геродота (содержащийся в первой книге его «Истории») о безуспешной попытке неопытных в морском деле лидийцев построить флот и отправиться на завоевание островов хорошо иллюстрирует безнадежность такого предприятия. Держава, мощная на суше, может быть совершенно беспомощной на море. Лидийцы просто не умели строить корабли и довольно быстро это поняли. И если минойский флот был практически полностью уничтожен гигантскими волнами, последовавшими за извержением вулкана, то минойцам ничего не оставалось, как прийти к соглашению с микенцами. Любой другой выбор был бы самоубийством. Вероятно, они подписали один или несколько договоров, делая вид, что поступают так не по необходимости, а совершенно добровольно. И если микенцы всегда смотрели на более цивилизованных минойцев несколько «снизу вверх», то тем лучше было для последних. Они сумели выйти из трудного положения, скажем так, по-джентльменски.