Олег Платонов - Государственная измена

Преобладающая часть «борцов за гражданские права» принадлежала к воинствующим сионистам, скрывавшим свои настоящие убеждения. Лицемерие этих людей было безгранично. Заявляя о необходимости соблюдения гражданских прав, эти «правозащитники» уже нарушали их приверженностью к сионизму, который согласно резолюции ООН квалифицировался как проявление расизма и национальной дискриминации. Характерен пример Н. Щаранского, которого западная пропаганда объявила образцом «благородного борца за гражданские права». Истинное же лицо этого «борца» проявилось на посту главы расистской организации «Сионистский форум», объединивший бывших советских евреев-сионистов.

В организованной западными спецслужбами кампании борьбы за права человека в СССР в 70—80-е годы ведущая роль отводилась академику Сахарову и его жене Боннэр. Пропагандистская машина США сделала их эффективным инструментом «холодной войны» против СССР, важным элементом агентуры влияния Запада.

В 1968 году Сахаров публикует на Западе статью «Размышление о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой формулировались западнические, космополитические основы противостояния советскому режиму, что на самом деле было противостоянием России, которую этот диссидент не знал и не любил, считая рабской страной [249] Например, в одной из своих статей Сахаров заявил: «Существующий в России веками рабский, холопский дух...» .

Мысли и предложения Сахарова представляли собой банальные, отвлеченные рассуждения математика, оперировавшего законами формальной логики. Они не вносили ничего нового и почти во всем были абсолютно чужды (и даже враждебны) национальным интересам России, требованиям назревшей национальной реформы.

Западные радиоголоса на средства спецслужб создавали из банальных рассуждений Сахарова нечто «значительное и важное для СССР». Большей части русских людей, а не только КГБ, был ясен подрывной характер, который носили мероприятия Запада, связанные с именем Сахарова. Для многих его имя стало одиозным и презренным. Это на себе почувствовала даже жена Сахарова Е. Боннэр. В своих воспоминаниях эта еврейская диссидентка рассказывает, как после одного из резких заявлений ее мужа, явно стимулирующего развитие «холодной войны», на его имя стал приходить поток писем — «20 в день, 50 в день, 70, 100, дошло до 132-х в один день... Сахарова ругали и клеймили всячески, письма были индивидуальные и коллективные. Когда мне друзья говорят, что они инспирированы, я могу противопоставить этому только свою абсолютную уверенность в том, что это пишет советский народ, у него тоже иногда просыпается некая «социальная активность»...» [250] Боннэр Е. Постскриптум. Нева, 1990. № 5. С. 133. Конечно, какая-то часть этих протестов инспирировалась КГБ, но абсолютное большинство их (и это признает сама Боннэр) отражало естественную реакцию простых людей на действия смутьянов, стремившихся сломать их жизнь, ввергнув ее в хаос неопределенности [251] Как показали дальнейшие события, простые люди оказались мудрее академика Сахарова. . Сахаров и Боннэр испытывали на себе резкое несогласие окружающих. На улице, рынке, в магазине к ним подходили люди, высказывая свои протесты. Однажды возмущенные попутчики по вагону в поезде Горький — Москва чуть не высадили Боннэр, не захотев ехать с ней в одном поезде. Как описывает это сама жена академика, «одна женщина сказала, что ехать со мной в одном купе не может. Другая и мужчина стали говорить что-то похожее. Кто-то вызвал проводницу. Уже все говорили громко, кричали. Проводница сказала, что раз у меня билет, то она меня выгнать не может. Крик усилился, стали подходить и включаться люди из других купе, они плотно забили коридор вагона, требовали остановки поезда и чтобы меня вышвырнуть. Кричали что-то про войну и про евреев... Люди в коридоре протискивались мимо купе, заглядывали, что-то кричали. Гнев и любопытство, наверное, были одинаково сильны. Потом проводница вновь появилась и вывела меня в коридор. Мы протискивались мимо людей, и я прямо ощущала физически флюиды ненависти. Она посадила меня в свое служебное купе. Так я доехала до Москвы». Как истинная еврейская националистка, Е. Боннэр охарактеризовала этот случай как еврейский погром (хотя до нее никто и пальцем не дотронулся) и проявление фашизма. «Толпа, погром, фашизм, — заявляла Боннэр, — как все сходится в нашем мире к одному. Мне все время, пока стоял крик, пока грозили (высадить. — О. П.)...было жаль, что у меня нет желтой звезды нашить себе на платье» [252] Нева, 1990. № 5. С. 133. . Вот таким образом люди, подобные Боннэр, обвиняли русских в антисемитизме и фашизме только за то, что они не хотели принять чуждую и враждебную им жизненную позицию.