Рудольф Баландин - 100 великих богов

В надписях ахеменидских царей (VI—V вв. до н. э.) сказано: «Великий бог Ахура Мазда, который создал эту землю, который создал это небо, который создал человека…»

Но позже возобладали представления о первоначальном разделении (неведомо каким образом происшедшем) светлого царства Ормазда (Ахура Мазды) и царства тьмы Ахримана (Анхра-Манью). Между ними находилась изначальная пустота.

У Ормазда было преимущество того, кто обладает правдой, светом истины: он знал о существовании Ахримана, а тот пребывал во тьме неведения. Но вот поднялся он из глубин тьмы и направился к пределу, откуда забрезжил свет. Он бросился туда, чтобы уничтожить светлое царство, но, увидев мощь, превышавшую его собственную, он вернулся во тьму, где сотворил множество демонов. Началось непримиримое противостояние двух царств мироздания. В конце концов был установлен космический цикл: каждые 9 (или 12) тысячелетий в первой трети господствует Ормазд, затем произойдет смешение воль его и Ахримана, из-за чего последний обретет власть, но она быстро пойдет на убыль, а после великой космической битвы окончательно восторжествует Добро. Такова идея цикличности развития, перенесенная с земных общественных процессов в космический миропорядок.

В общем, и в этих взглядах усматривается некоторое преимущество света, разума и добра, но все-таки при достаточно резком дуализме, противопоставлении добра и зла. Такое воззрение М. Дрезден назвал зороастризмом. А затем последовало — уже после первоначального распространения христианства, — учение теолога Мани, манихейство (манихейская ересь) об извечном противостоянии Света и Тьмы, Добра и Зла, Разума и Материи.

Для наших целей важно подчеркнуть, что, несмотря на разновозрастность отдельных частей Авесты, в ней в значительной степени нашли отражение древнейшие верования части арийских племен, которые на свой лад обработал и пересказал Заратуштра. Но в то же время и его, и более древние предания неизбежно менялись, шлифовались, а порой искажались при устном пересказе. Они становились выражением народной мудрости (да и глупости, отчасти, тоже).

Наиболее архаичный пласт Авесты свидетельствует о периоде перехода кочевых арийских племен к оседлому образу жизни. Сам Заратуштра привнес в традиционные верования арийцев идеи величия не только общности, но и личности. Это обстоятельство оказалось чрезвычайно важным для значительно более позднего периода — XIX века, когда в Европе стал популярен индивидуализм. В начале XX века в Германии возродились архаичные представления арийцев о собственном благородстве (так переводится название этих племен) и необходимости свято хранить расовую чистоту. Почти точно по Авесте: «Кто смешивает семя [родичей] праведных с семенами нечестивых [чужеродцев], семя почитателей дэвов с семенами [ариев], их отвергающих… об этом говорю я тебе, о Заратуштра, что их важнее убивать, чем извивающихся змей и крадущихся волков».

На европейскую философию второй половины XIX века, а затем и на массовое сознание оказали немалое влияние идеи Ф. Ницше, изложенные в книге «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого». Его учение вдохновило Гитлера на борьбу за великий германский рейх и за «белокурую бестию» — арийского сверхчеловека. Однако, стремясь истребить или поработить «недочеловеков», озабоченных одним лишь материальным благополучием, нацисты сами становились механическими недочеловеками, подчиняясь могучей государственной машине.

Об этом приходится вспоминать потому, что, как мы убеждаемся, древние воззрения, образы давних пророков и богов имеют обыкновение возрождаться вновь и вновь, приобретая порой причудливый облик, достаточно далекий от оригиналов. Так проявляется в духовном мире та цикличность, которую отмечали наши предки в отношении развития общественных систем и мироздания.

Хотелось бы только отметить, что древние индоиранские арии не только называли себя «благородными», но стремились проявлять благородство в мыслях, словах и поступках. Они чтили стремление к правде, справедливости, добру. Зная о существовании в душе человека низменных темных сил — злобы, корысти, зависти, лжи, — они проклинали их, стараясь от них избавляться. Но при этом отдавали первенство не насилию над личностью, а свободе. Они полагали:

Душа человека — единственное, что принадлежит только ему, а не Природе, Богу или демонам.

Свобода распоряжаться своей душой означает свободу управлять своей судьбой, насколько это в силах человеческих. Такова извечная основа нравственности, базирующейся не на страхе, а-на свободном выборе человека.