Сергей Голицын - Записки уцелевшего (Часть 1)

От обсаженной соснами дороги мы сворачивали влево на тропинку, спускались с горы, по лавам перебирались через малую речушку Сетунь и через пару сотен шагов подходили к деревянному, обшитому досками, покрашенному светлой желтовато-зеленой краской дому. Благодаря балясинам террасы издали тот дом напоминал старинный помещичий с колоннами. Рядом стоял домик поменьше, а сзади, за палисадниками, виднелись еще два или три дома. Таков был поселок, не имевший даже названия. А вокруг него раскинулся сплошной лес - березовый и еловый с грибами, с тетеревами и разными пташками; зайдя немного поглубже, однажды я там наткнулся на барсучий городок.

Но как же все там переменилось за пятьдесят с лишним лет!

Прежняя платформа 17-я верста теперь называется Переделкино, нарядные электрички, истошно гудя, проносятся одна за другою. Бывшее имение Боде Колычевых теперь обнесено высоким каменным забором, тот вычурный, в псевдорусском стиле дом заново реконструирован, превращен в боярский терем. Это летняя резиденция самого патриарха Московского и всея Руси. Прежняя скромная церковь восстановлена под старинную. Она действующая; мелодичный, столь редкий в нашей стране колокольный звон призывает верующих, которые приезжают сюда на электричке со всей округи. Былое сельское кладбище теперь разрослось, спустилось к берегу Сетуни. Сюда, на могилу последнего великого поэта России Бориса Пастернака, постоянно приносят цветы. Прежний густой лес разделен на участки. Это нынешний дачный поселок Переделкино, дачи принадлежат советским писателям - классикам и литературным главнюкам. В трехстах шагах от дома, в котором когда-то жили Осоргины, расположен участок Дома творчества Союза писателей. Между березами стоит большой каменный, с колоннами, в стиле советского Empire дом, окруженный несколькими нарядными двухэтажными коттеджами. Там более сотни писателей живут по путевкам, беседуют между собой, смотрят кинофильмы и телевизор, выпивают, играют в шахматы, в карты и в бильярд, гуляют и, между прочим, пишут произведения, бездарные и талантливые. А их жены, все больше толстые, также гуляют и также беседуют между собой - в холле, в коридорах и по дорожкам и перемывают косточки тем писателям, которые согрешили против седьмой заповеди...

Я очень обрадовался, когда увидел сосны по сторонам дороги, идущей вдоль кладбища. За полвека они и толще не стали, только ветви их искривились и погустели. Речка Сетунь вилась по-прежнему в ивняке, а вода в ней помутнела и пропали рыбки, раньше гулявшие стаями между водорослей ее дна.

И дом, где жили Осоргины, уцелел. Но я его едва нашел среди нового поселка и едва узнал, так много пристроили к нему со всех сторон клетушек и верандочек...

4.

А сколько воспоминаний, и темных и печальных, светлых и радостных и всегда поэтичных у меня связано с этим домом, с семьей Осоргиных!

Дядя Миша Осоргин в двадцатые годы был бодрый, подвижный старик, ходил, поскрипывая хромовыми сапожками, расправляя свою длинную белую бороду. Был он когда-то харьковским вице-губернатором, потом губернатором в Гродно, потом губернатором в Туле и вышел в отставку в 1905 году, когда казаки убили нескольких демонстрантов.

После революции ежедневно он диктовал кому-либо из близких свои воспоминания. За несколько лет их набралось до трех тысяч страниц. Сейчас они хранятся в Ленинской библиотеке. Им нет цены. Потомки Осоргиных написали в Ленинскую библиотеку - просили им выслать фотокопию за энное количество долларов, однако получили отказ. Наверное, принцип "как бы чего не вышло" показался важнее дополнительной валюты.

Все Осоргины очень гордились, что в их роду была жившая в XVI веке прославленная русская святая Иулиания Осорьина. Поэтому одну из своих дочерей дядя Миша назвал Ульяной.

Он любил читать нравоучения юношам и девушкам: отводил их куда-нибудь в уголок и расспрашивал о поведении, о сомнениях, о романах и давал мудрые советы - как себя вести, как поступать. И я получал от него много хороших советов, но, к сожалению, не всегда им следовал. Он требовал, чтобы дальние родственники его жены, даже до пятого колена, звали бы его "дядя Миша" и на "ты".

Жили Осоргины тем, что давали уроки окрестным детям по всем предметам и, подобно моей сестре Соне, составляли таблицы по той же спасительной санитарной статистике. Кроме того, Осоргиным посылали из-за границы денежные переводы два их старших сына - бывшие белые офицеры и старшая дочь - жена моего крестного отца дяди Коли - Николая Сергеевича Лопухина.